Первым зданием будущего Гризинькалнса стала усадьба врача Иоганна Фишера, находившаяся за горкой, а остальным в этой холмистой и неуютной местности селитсья не хотелось, поэтому там не образовалось древнее предместье.

В конце XIX века Рига росла непривычно быстро: этому способствовали и общий индустриальный прорыв, и освобождение от городских валов. Другим фактором послужила железная дорога: было удобно подвозить товары поездами, поэтому и после постройки Милгрависской железной дороги в 1872 году возле неё возникли разные предприятия. Возле них появилось рабочее поселение, проект для которого составил городской землемер Рудольф Штегманн в 70‑ых годах XIX века.

Пять улиц он повернул в сторону доминанты района — шпиля церкви святого Павла. Строительство готического храма затянулось на 19 лет (с 1866 по 1885 год), было начато архитектором Г. Ф. А. Хильбигом, а закончено уже после его смерти сыном зодчего Г. О. Хильбигом. В 1912 году по проекту Рудольфа Шмеллинга церковь построила новые боковые порталы.

Предместье ещё в начале ХХ века из-за своей относительной отдалённости и непривлекательного характера жило подобно небольшому городку: со своим парком, своей церковью, своей больницей, своим добровольным пожарным обществом и его духовым оркестром. Большинство мужчин работали на заводах, из которых самый известным можно считать «Русско-Балтийский вагонный завод», в чьих зданиях до Первой Мирвоой войны собирали лучшие российские автомобили и сконструировали первый в мире танк, а после неё обмельчали и ныне производят молочные продукты. Жили они, в большинстве своём, в многочисленных двухэтажных деревянных доходных домах, построенных на рубеже веков или чуть ранее: многоэтажные каменные здания так полностью их не вытеснили. На рубеже веков местность обогатилась парком, ныне названным в память о событиях 1905 года.

Несколькими значительными зданиями обогатили Гризинькалнс 30‑ые годы ХХ века. В рамках муниципальной программы строительства жилья на Яня Асара, 15, по проекту Освальда Тилманиса был построен один из четырёх «блочных» (подразумевая большую занимаемую площадь) домов. Всё-таки существующее здание, завершённое в 1929 году, представляет собой лишь малую часть большой задумки, предполагавшей застроить весь квартал вплоть до нынешней улицы Деглава. Скульптура «Морское чудовище» во дворе — работа Рихарда Маурса.

Ещё два дома вместе тоже заняли почти весь квартал между улицами Пернавас и Таллинас, придав ему медицинский характер: ортопедические мастерские и школа медсестёр Латвийского Красного Креста, ныне поликлиника (1933 и 1936, архитектор Александр Клинклавс). Так завершился лечебный ансамбль, начало которому положила больница Красного Креста, построенная в 1912 году по проекту Фридриха Шефеля. Другое заметное приобретение района тех лет — сад Зиедоньдарзс.

В советскую эру внимание уделялось территории возле железной дороги, наверное, потому, что других свободных мест в окрестностях уже не оставалось. В 1945 году открыли стадион «Даугава», с 1959 года там же действует и каток, а поблизости в 1966 году открылся 382-метровый виадук на улице Деглава.

56° 57' 15" N 24° 88' 1" E

Однажды в мае 1829 года так совпало, что в верхнем зале здания общества «Musse», современного Зала Вагнера, играла свадьба, а снизу давали спектакль. При этом церемония бракосочетания была настолько бурной, что перекрытия не выдержали и упали как раз в театральный зал. Если неудобство зала и актёрских помещений рижане ещё как-то терпели, то это было уже слишком — два года спустя городские власти продали запасы зерна, хранившиеся на чёрный день, положили деньги в банк, чтобы при необходимости не умереть с голоду, а проценты пошли копиться на строительство нового театра.

В 1850 году столичный зодчий Харальд Боссе набросал проект большого здания, под одной крышей объединявшего биржу и театр: в квартале между Зиргу, Мейстару, Амату и Шкюню. Проект не приняли, прошло четыре года, и он же предложил ещё семь вариантов в четырёх разных местах. Все они подразумевали покупку и снос старых зданий: в городе, стянутом бастионами, свободное место давно перевелось.

К 1858 году зерно дало 170 000 серебряных рублей на строительство, семьдесят из них отводились на приобретение земли. Тем не менее, как раз в те годы Рига избавлялась от ставших ненужными валов, и участки на их месте постепенно становились красивыми бульварами с репрезентабельными зданиями — что особенно приятно, территории принадлежали городу. Первоначальный замысел рисовал театральный дом на углу современных Бривибас и Райня, но грунт подвёл — альтернативой выступило место, ещё недавно державшее на себе Блинный бастион.

В 1859 году Людвиг Бонштедт, опять-таки питерский архитектор, создал проект, который всех устроил — 4 августа следующего года началось строительство, а 23 сентября чертежи посмотрел сам царь Александр Второй, остался доволен. Открытие красно-чёрного Городского театра состоялось 29 августа 1863 года, ставили шиллеровский «Лагерь Валленштейна». На фасаде красовалась надпись «Die Stadt den darstellenden Künsten» — «Город — театральному искусству», позднее превратившаяся в просто «Nacionālā opera». Особо славились 753 газовые горелки современной системы освещения. В конце семидесятых годов девятнадцатого века Рейнгхольд Шмеллинг построил полукруглую пристройку сзади: как часто случается, быстро сказалась нехватка подсобных помещений. Стало больше места.

Пессимистически это выглядело так: для разгула огня тоже стало больше места. С 1882 по 1897 год во всём мире число жертв от театральных пожаров зашкалило за полдесятка тысяч, один из них был рижанином. Вкратце, 14 июня 1882 года в без четверти двенадцать актёры ещё репетировали, когда фрау Бейер удивилась слишком яркому свечению газового плафона. Совершенствуют лампы, — решили на сцене, но тут же разбежались кто куда: пожар стал очевиден. Брандмейстеры, жалуясь на слабый напор, взирали на лопающиеся стёкла и даже вспыхивающие рамы соседних домов. Городской театр пропал.

Пока его возвращали из Леты, с 9 ноября 1882-го по 30 апреля пять лет спустя на месте нынешних полиции и экономического факультета действовал Интеримтеатр — временная постройка на 1 200 сидячих плюс сотню стоячих мест.

Тем временем Бонштедт получил свой последний заказ. Здоровье профессора было уже не из лучших, и творить пришлось с сыном Альфредом. Результат требовал недопустимо больших преобразований; созданный два года спустя проект городского зодчего Рейнгхольда Шмеллинга отклонили по той же причине. Самым заметным и дорогим новшеством последнего были помпезные лестницы спереди и по бокам. В итоге тот же Шмеллинг начертил фасады строго как было изначально, и дело пошло.

Газ исчерпал кредит доверия, новой сенсацией стало электричество. Для его получения на берегу канала выросла первая электростанция Риги, собранная из механизмов будапештской фирмы «Ganz&Co». Один котёл грел помещения, ещё три их освещали и проветривали; вместе они давали 52,5 kW.

Городской, он же Немецкий, он же, после открытия Второго, Первый городской театр вновь открылся 1 сентября 1887 года. До Первой Мировой всё было более менее в порядке. Разве что в апреле 1888 года некий «джентльмен» из ложи второго яруса побил даму, а в другой раз внимание привлёк некий патриций из ложи первого яруса: увлёкся подпеванием вальсу и общением с окружающими, что даже заинтересовал, по словам прессы, публику больше чем спектакль.

С началом боёв театр закрыли, в 1917‑ом возродили, меняли имена и роли, со 2 по 4 января 1918 года его пожгли, но железный занавес не дал пламени перекинуться на переднюю половину, и восстановление прошло легко. В 1919 году родилась Латвийская Национальная опера, с 1944-го по 1990-ый известная как «Театр оперы и балета ЛССР».

1 ноября 1925 года из Оперы немногие обладатели радиоприёмников услышали фрагменты «Madame Butterfly» — первую передачу Латвийского радио. С 1931 по 1939 год рижане могли поправить тяжёлую финансовую ситуацию театра просмотром кинофильмов в зале — впрочем, особо не поправили. Кинотеатров в городе тогда было предостаточно.

В 1957 году были проведены ремонт и реставрация, впрочем, гораздо серьёзнее к вопросу подошли в 1975‑ом: институт «Pilsētprojekts» начал думать над расширением Оперы, в основном, за счёт земли позади здания. Наряду с этим рассматривались три варианта расположения подсобных помещений: между улицами Пелду и Марсталю, на Театра 10/12 и в здании экономического факультета с туннелем под Кришьяня Барона. Победил второй вариант, но вскоре после утверждения проекта в 1988 году у здания нашёлся владелец.

Тем не менее, ремонт пошёл. В 1990 году Опера закрылась, пусть и без окончательно согласованного проекта, а в 1998 году уже была согласована вторая очередь — за исключением подземных автостоянок и амфитеатров по берегам канала. 2001 год стал годом завершения реконструкции «Белого дома» Национальной оперы.

56° 56' 59" N 24° 68' 3" E

Тербатас, 2

Построенное в 1836 году в неоготическом стиле деревянное заведение минеральных вод к 1859 году устарело, поэтому архитектору Людвигу Бонштедту заказали проект нового здания. Там намечалось устроить производство и продажу минеральных вод, купальню и квартиры персонала. Купальный корпус со стороны нынешней улицы Меркеля так и не был возведён. Зато с той стороны рижан ещё долго «радовал» некрасивый хозяйственный дворик с водонапорной башней (архитектор Генрих Шель, 1884 год).

Там же открылись первые общественные туалеты города — сразу 16!

Позже заведение минеральных вод было упразднено и в здании ютились и кинотеатр, и аптечный склад, и детский сад, и дом пионеров, и клуб автомобилистов, и офисы, и художественная галерея «Ars Longa». В 1911 году в одном крыле открылась метеостанция. После Второй Мировой здание приютило Театр оперетты.

Начиная с шестидесятых здание часто хотели снести. Сначала потому, что оно якобы мешало окружающей среде, закрывая Верманский сад. Потом место приглянулось для строительства ресторана «Москва».

В 1984 году здание попало в руки Министерства культуры, в 1987 году был разработан проект реконструкции, согласно которому небольшие работы были проведены только в 1991 году, и то ограничились малым ремонтом колоннады.

За здание всерьёз взялись лишь после 1996 года, когда его купила фирма «Man-Tess». Бюро «Sarma un Norde» составило проект, и вскоре появился культурно-развлекательный центр «Вернисаж», вскоре уступивший место казино и ночному клубу «Fashion Club» и его преемникам.

56° 57' 8" N 24° 69' 5" E

В 1857—1863 году Рига получила возможность нормального развития, жители бывших предместий перестали быть отверженными, а привилегированные узники не менее бывшего внутреннего города буквально глотнули свежего воздуха. Вкратце — больше не было крепостных валов. Проект переустройства их места, разработанный местными архитекторами Иоганном Фельско и Отто Дитце предусмотрел бульвары, красивые дома и парки. И если после сноса генерал-губернатор Суворов сокрушался о поспешном уничтожении отдельных красивых ворот, то тут всё было в порядке: бывший ров специально оставили. Только чуть сузили за счёт земли из бастионов.

Устройство сада началось тут же, в 1859‑ом, согласно проекту любекского садовника Вендта; его сменил герр Реймс, работавший под управлением Комитета по озеленению предместий до осени 1879‑го. На следующий год образовалась Садовая управа с Георгом Куфальдтом во главе, и тот за время до Первой Мировой переворошил едва ли не все городские парки. Досталось и насаждениям у канала: не устояло почти ни одно деревце, ни одна дорожка.

Устояла Бастионка, за серпантин звавшаяся тогда и Улитковой, — а ведь при общем сносе некоторые ратовали за уничтожение и этого воспоминания о Песочном бастионе: мол, движение тормозит. Изначально никакого серпантина не было, были прямые дорожки на вершину, размываемые дождями. Современный плавный подъём появился уже при Куфальдте, и именно его доктор Рулле рекомендовал пациентам регулярно одолевать для поддержания здоровья. С 1898 года в противоположном направлении журчит ручеёк.

Спасибо за горку полагается инженеру Хенингу, убедившему оставить пошире канал у Блинного бастиона, на месте Оперы, — не пришлось брать землю с Песочного. Зато отлично пригодились камни всех валов: из них построили мостики на 13 января, Барона, Валдемара и Бривибас. Последний позднее расширили.

В 1860 году на вершине появился деревянный кофейный павильон, в 1887‑ом сменённый каменным «Венским кафе». В 1893 году у подножья по проекту Генриха Шеля построили плавающий домик для пары лебедей, подаренной Рижским птицеводческим обществом. Зимой, с появлением крепкого льда, лебединый приют убирали на берег, и соседняя городская реальная школа устраивала каток, бесплатный для школьников и платный — для всех остальных.

Жизнь на канале продолжалась и при тёплой погоде: вплоть до конца пятидесятых существовали лодочные станции, одна у лебединого домика, вторая — сначала напротив университета, потом в парке Кронвальда.

Помимо развлечений, город нуждался, в частности, в топливе. Сейчас из этих зданий управляют водопроводом и канализацией, а с 1862‑го по 1874‑ый в псевдозамке напротив Бастионки английский каменный уголь превращали в рижский природный газ. Спроектировал его директор берлинского аналога Кюнель. Потом открылось новое производство в конце улицы Бруниниеку, а старая фабрика лишилась статуса и большой восьмиугольной башни посередине. Уже в 1887 году, после неприятного пожара в нынешней Опере, в театральной пристройке открылась первая в Риге электростанция.

Перед театром же складывался парк совершенно иного, регулярного, стиля. Вышеупомянутое пламя привело в негодность и эти насаждения, потребовав создание новых. В 1884‑ом они были в общих чертах готовы, ещё три года спустя был готов фонтан «Нимфа» работы Аугуста Фольца — на его модели скульптор впоследствии женился.

В 1890—1891 годах руки дошли и до склада стройматериалов и древесины между Барона и Марияс. Были выстроены детская площадка и садовый домик. В 1925 году там же появились две радиовышки, высотой в 45 метров каждая — когда убедились, что крыша современного экономического факультета, где и расположилось радио, недостаточно крепка. Четыре года спустя их сделали шестидесятиметровыми. Одна из мачт сохранялась вплоть до конца XX века, да незаметно пропала.

Канал, украшение парка, являлся и преградой. В 1892 году сразу много людей выразили властям желание видеть новый мостик у Бастионки. Желание удовлетворили, главный инженер города Агте сотворил проект, просители подкинули деньги, переправа была готова. Изначально по причине крутого подъёма пешеходам мост не нравился — создали насыпь. Теперь можно было с чистой совестью иронизировать над схожестью фамилии проектировщика с немецким словом «achte», означающим «восьмой» — говорить о «восьмом чуде света».

6 сентября 1897 года вдова профессора Тимма из Политехникума выполнила волю мужа: передала городу 9 000 рублей на устройство мостика. Два года спустя всё было готово, согласно чертежам инженера Ивана Кропивянского; общая сумма составила 16 922 рубля и 38 копеек. Студенческие прогулки в университет сократились, в городской топонимике мостик у театра назвался в честь Тимма.

Перемены происходили и на углу нынешних Бривибас и Райня. Например, в 1904‑ом там расположился киоск, в 1911‑ом рядом появилась метеостанция, год спустя напротив её открыли и источник питьевой воды. Но главное произошло в 1910 году, когда с приездом в Ригу Николая Второго открыли конную статую Петра Великого, позднее сменённую Памятником Свободы.

Дважды парк готовился пережить куда более существенные метаморфозы: городская дума нуждалась в новом здании. Сначала в 1898 году власти решили к юбилею заложить первый камень своей грандиозной резиденции на месте казарм Екаба. Прошёл международный конкурс, получили 24 предложения. Первое место досталось финнам, второе поделили немцы и швейцарцы, проект рижанина Аугуста Рейнберга получил только третью премию, равно как и вариант из Польши. Здание не построили — может, ему там было просто узковато?

Почти на то же место, только на противоположном берегу канала, вернулись в тридцатых. Соответственно, школу и газовую фабрику следовало ломать. Местный конкурс объявили в 1935‑ом, победил проект Александрса Клинклавса, а не был релизован ничей: оказалось проще снести несколько кварталов между рекой и Ратушной площадью, и там в итоге тоже ничего не построить.

Зато Андрейс Зейдакс, преемник Куфальдта, перекопал парки у канала так же усердно, как и почти все остальные творения своего гуру. Учителю нравились заросли, ученик предпочитал более открытые пространства. В 1951‑ом согласно задумке садовника Гинтерса Бастионка обрела детали разрушенных войной домов «Старушки». С 1968 года в парке начали устанавливать декоративные скульптуры.

К тому времени зелёные насаждения у канала уже в основных чертах сформировались. Некогда Куфальдт хвастался, что рижское бульварное кольцо в плане помпезности зданий хоть и уступает венскому Рингу, эталону подобного градостроительства, зато выигрывает садами. Но тут уж решать каждому самостоятельно.

56° 57' 8" N 24° 66' 5" E

http://www.radiopagajiba.lv/ra… — история рижского радиофона, с описанием и фотографиями мачт у канала

Неспроста в народной песенке «Rīga dimd» поётся «Visapkārt smilšu kalni, pati Rīga ūdenī»: в стародавние времена Ригу и вправду окружала гряда песчаных горок. Самая высокая звалась Куббе, она же Старая, она же Рижская, она же Яковлевская. 24 июля 1198 года у её подножья произошла битва, в которой немцы одержали своего рода пиррову победу над ливами: местный воин Имаут заколол епископа Бертольда. Его сменил тот самый Альберт, которого принято считать основателем города.

Город со временем оброс стенами, бастионами. И вновь горка подложила свинью: с неё супостату город был виден лучше, чем с любого спутника, да и пушки можно было запросто поставить на вершине. Соответственно, укрепления с этой стороны делали самыми надёжными. Уже в 1697 году генерал-губернатор, настороженный Великим посольством, приказал магистрату, гильдиям и бюргерам уничтожить опасную возвышенность, приказывал ещё два года подряд, а никто не слушался. Послушались только в 1783—1784 годах.

Всякий сброд, изгнанный из города, селился в песчаных пещерах горки; помимо этого, рядом образовалось обыкновенное предместье. Сначала это были просто незаконно пристроенные к стене домики, вскоре уничтоженные. В другой раз дома снесли в 1543 году: жильцы незаконно торговали с крестьянами, что считалось привилегией горожан. Окончательно предместье у горки за один день истребили в 1772‑ом, всего около сотни домов вокруг всей крепости: было необходимо создать свободную полосу для удобной защиты. В фортификации такая полоса называется эспланадой.

В 1812 году рижане, испугавшись Наполеона, зря сожгли часть своих предместий, и через три года был готов план их восстановления. На месте нынешнего парка значилось «Exercierplatz» — площадь для военных учений и парадов. По периметру вырос символический заборчик, и солдаты начали маршировать здесь вместо современной площади Екаба.

Другим мероприятием, регулярно проходившим там же, был Умуркумурс, воспоминание о жутких 1601—1603 годах. Тогда, после вторжения шведов в польскую Ливонию, поляки вернули свои земли, да так, что все крестьяне разбежались по лесам и забросили свои поля. Логично, потом наступил голод. Одним из уцелевших мест была Рига, куда сельчане и отправились за помощью. Рижане кое‑как спасли нуждавшихся, приютили их на горке Куббе, но на следующий год поля без присмотра стали ещё хуже, а в лагере начались жуткие беспорядки в борьбе за еду. Тогда город поделил беженцев на сотни и десятки для поддержания дисциплины. Старшие получали питание в близлежащем госпитале святого Георгия, когда там на столбе появлялся хвойный венок. Белый флажок на том же столбе означал новости, а красный — беду.

Весной 1603 года пошли слухи, что урожай обещает быть хорошим, но крестьяне боялись покидать Ригу, и магистрат сжалился. Наконец, в конце июля разослали гонцов, а на столб вывесили красный флажок — кто первый вернётся с хорошими вестями, тот пусть сорвёт, трижды помашет в сторону города и оставит на память. Первым 5 августа пришёл гонец из Нереты, в современном Екабпилском районе у литовской границы, трижды поклонился в сторону Риги вручил представителю магистрата батон хлеба и получил в награду венгерский дукат. Наутро на горке провели торжественное богослужение, и под конец священник объявил возвращение беженцев домой.

Около тридцати тысяч человек покинули лагерь, ещё несколько тысяч остались ремесленниками в Риге. Каждый год 6 августа они собирались на богослужение и гуляния, названные «Hungerkummer» — голодные беды. Соответственно, горка получила ещё одно название — «Hungerkummerberg». Гуляния проходили в три подхода, в первый понедельник после богослужения следовало забраться на столб и сорвать красный флажок, в третий — белый, а в пятый — хвойный венок. С красным отвешивали три поклона городу, белым только махали, а венок весь день носили на голове. В XIX веке об истоках уже забыли, и Умуркумурс остался только красивым праздником. На верхушку вешали ленты, гирлянды, готовые костюмы, двадцатипятирублёвые серебряные монеты, а сам столб натирали цветным мылом. До постройки Христорождественского собора в 1884 году торжества ежегодно проводились на горке Куббе, а с её срытием остались на эспланаде, затем перебрались на площадь Екаба; в 1905 году Умуркумурс попытались перенести на Красную горку в Московском форштадте, но там он быстро заглох.

Тем временем упомянутый «Exercierplatz» дважды поменял название: в 1843 году он стал Марсовым полем, а в 1858 — Парадной площадью. Вокруг появились капитальные дома, и жильцы начали жаловаться на шум и пыль, но спорить с военным ведомством было, как всегда, очень затруднительно. Трижды там устраивались Балтийские сельскохозяйственные выставки — в 1865, 1871 и 1899 годах. В целом, это был неприглядный пустырь в самом центре города.

26 декабря 1875‑го царь-батюшка позволил построить собор, но больше ничего и никогда. К концу века особенно остро встал вопрос о застройке Эспланады, ведь требовалось место для художественного музея и биржевой школы. Мелькали и проекты продления улицы Базницас — насквозь, с домами со стороны собора, а также с переулками по обе его стороны. Чиновники оглядывались на царский указ и разрешения не давали. В марте 1900 года собралась даже специальная комиссия для решения вопроса. Учитывая, что из восьми человек шестеро были генералами и полковниками, решение было ясно заранее. Они и вправду ратовали за сохранение парадной площади, ведь где ещё маршировать или, в случае войны, собирать реквизированных у населения лошадей? Предложенные городом земли в Задвинье и у Петербургского шоссе милитаристам не нравились.

На семисотлетии Риги, летом 1901 года, ещё пока пустынная Эспланада приютила большую ремесленно-промышленную экспозицию. Ещё до открытия выставку посетил военный министр Куропаткин, остался очень доволен, смягчился, и 10 января 1902 года было получено давно ожидаемое добро на озеленение краёв Эспланады и строительство зданий. Город обещал довести бывшее Марсово поле до уровня столичного аналога. Посередине осталось песчаное поле, остальное же место занял парк с фонтанами с двух сторон, работавшими два часа в день, а по праздникам и воскресеньям — три. Между Реймерса и Сколас устроили аллею верховой езды, по договорённости с 20‑ым армейским корпусом, что в случае необходимости деревья будут уничтожены. Во избежание несчастных случаев с обоих въездов поставили таблички «Reitweg», говорившие о назначении дорожки. В 1925 году, посчитав коней угрозой детям и другим прохожим, верховую езду запретили.

В 1912 году, к столетию Отечественной войны, открыли памятник полководцу Михаилу Барклаю-де-Толли. В 1915 году, при эвакуации, он пропал, и долгие годы оставался лишь гранитный постамент. В те годы была мысль поставить ещё один памятник, симметрично относительно собора, — военному инженеру Эдуарду Тотлебену. Проект так и остался проектом.

Вскоре стало смутно. Власти боролись и менялись. Так, 14 января 1919 года, при большевиках, из больницы Красного Креста в Гризинькалнсе на Эспланаду прошла демонстрация с гробами 27 борцов революции. Там они были погребены в братской могиле, а Петерис Стучка на митинге объявил новое название местности — площадь Коммунаров. Официально оно вступило в силу 2 февраля, но вскоре сменилась идеология, и 4 ноября 1920 года гробы уже тайно выкопали, под прикрытием ночи, полиции и армии, и отвезли куда‑то за Братское кладбище.

И при новой власти пустое пространство служило массовым мероприятиям. Тут неоднократно проходили праздники песни, — один, третий, состоялся на Эспланаде ещё в 1888 году; праздники молодёжи, скаутов и их коллег женского пола гайд. Продолжались и армейские парады. Зимой заливали каток, под Рождество работала и ярмарка. При Улманисе родилось новое имя — «Vienības laukums», площадь Единства.

Разумеется, вскоре вернулось название, данное Стучкой. При этом после благоустройства 1950—1952 годов это уже была вовсе никакая не площадь. Появились новые фонтаны, фонари, бордюры, и кульминацией должен был стать памятник Иосифу Виссарионовичу, но ветер сменился, и его место занял Райнис. Монумент представили публике 11 сентября 1965 года, ровно сто лет после рождения писателя, и тогда же у него прошли первые Дни поэзии. Вскоре на бывшей аллее верховой езды встали десять гранитных бюстов заслуженных коммунистов.

А потом старое название восстановили, коммунистов убрали, зато в 2002‑ом с боем вернули Барклая-де-Толли, а в 2006‑ом поставили и памятник полковнику Оскарсу Калпаксу.

56° 57' 18" N 24° 68' 3" E

Давным-давно в Риге появились профессиональные стрелки, отгонявшие врагов от городских стен. В мирное время они раз в год выбирали «короля». Во время состязаний стреляли сначала по деревянными птицам, затем уже присоединились и мешки с песком, и просто доски, — но птицы запомнились лучше всего. Потому отведённую в XVII веке для тренировок землю у Цитадели со временем молва нарекла «Птичьим лугом».

С развитием вооружений необходимость в стрелках отпала, и образованное в 1859 году Рижское немецкое стрелковое общество стало скорее следствием ностальгии. Тем не менее, деятельность его была широка: уже в 1860‑ом открылся дом с кегельбаном и тиром, — пять лет спустя по проекту Роберта Пфлуга построили новый, а в 1874 году его восстановили после пожара, — в 1863‑ем были приобретены земли за рвом Цитадели — и обустроили садик.

Следующий год был важен: приехал Александр II. Государь посетил состязания, поздравил короля стрелков — и отдал обществу весь сад. Какое ему дело до протестов магистрата и упований на ещё полувековой давности планы уважаемого генерал-губернатора Паулуччи, предусматривавшие эту территорию для отдыха горожан? Царь посадил и ныне у стен Дома конгрессов растущий дуб, новые владельцы закрыли сад для всех, кроме своих и небольшого числа избранных с аусвайсами.

Местечко облагородили, среди тенистых куртин создали теннисные корты, на «Птичьем лугу» иногда устраивали мероприятия для широкой общественности. Например, в 1883 году перед публикой хвастались промышленники, весь август 1896‑го — этнографы Учёной комиссии Рижского латышского общества: во время X Всероссийского археологического съезда и две недели после его закрытия работала экспозиция, четверть века спустя ставшая музеем под открытым небом в Берги.

Летом 1901 года в саду кипела выставка в честь 700-летия города. Здесь же расположились беседки-рекламы каменщика Кришьяниса Кергалвиса, одна из которых дожила до наших дней.

Ещё в 1926 году путеводитель Целмса признавал: сад красив, но, поделенный стрелковым и офицерскими обществами, совершенно недоступен. Наконец, в 1931 году случилось логичное: город раскошелился, оставив лишь малую огороженную часть. Видные садовники Андрейс Зейдакс и Карлис Баронс принялись копать и сажать. Из Германии привезли и высадили на бывшем «Птичьем лугу» множество редких растений; в следующем, 1939‑ом, году значительная часть их замёрзла. Рихардс Маурс изваял фонтан, Сергей Антонов построил молочный павильон, позднее разрушенный войной и возрождённый 1971‑ым годом у прежней террасы — как ресторан «Айнава». В 2000‑ом он, заброшенный, превратился в здание управления Рижского порта, да обрёл маяк, ранее служивший на молу в Мангальсале.

Сад тем временем избавился от своего прежнего имени: с 1934‑го современное название носит территория у бульвара Кронвальда, а с послевоенных лет — и вся остальная. В 1965 году публике открылся и участок у бывшего дома стрелков.

В 1936 году по проекту Освалдса Тилманиса и Волдемарса Закиса город построил два новых мостика через канал, деревянных, с резными перилами. Четыре десятилетия спустя их заменили железобетонные потомки. Советская архитектура оставила и другие два следа в парке: дом ЦК Компартии ЛССР в 1974 году и Дом политпросвещения, ныне конгрессов, — в 1982‑ом.

Появились и памятники: Судрабу Эджусу, Андрейсу Упитису, Арвидсу Пелше. Последний отлично подходил зданию Партии, но никак не вписывался в новую политическую обстановку, и в 1991 году был убран — а впоследствии заменён на фрагмент Берлинской стены. В 1998‑ом его перенесли чуть ближе к бульвару Калпака. Возле Дома конгрессов стоит памятный камень первому спектаклю на латышском языке — впрочем, его право здесь находиться весьма сомнительно… 8 апреля 2004 года в парке появился ещё один монумент — астроному и потомку Чингисхана Мирзо Улугбеку, подарок Ташкента по случаю визита узбекского президента в Ригу.

Рядом с ним стоит подарок ещё одной дружественной державы — китайцы из Суджоу к восьмисотлетию построили беседку в народном стиле, да с характерными китайским садам растениями вокруг.

А если вдруг пожелаете увидеть следы стрелков, просто приглядитесь к лепнине небольшого киоска на углу Элизабетес и Калпака.

56° 57' 22" N 24° 63' 1" E

Первые, неудачные, попытки объединить латышей в немецкой Риге были предприняты в середине XIX века при фабрике Тилло в Задвинье. Со следующей инициативой выступил Бернхардс Дирикис, публицист и государственный деятель. Его предложение правительству не понравилось, и так и не было бы о чём писать здесь, если бы не скудный урожай в Эстляндии. Некто Иван Химиллер при поддержке бургомистра Эдуарда фон Холландера, продвинул идею «Латышского общества помощи голодающим эстонцам» до её реализации.

Новая организация была основана 2 марта 1868 года и занялась благотворительными концертами, лекциями, театральными постановками. Скоро случилось первое большое собрание — 16 августа в квартире архитектора Яниса Бауманиса. В уставе, утверждённом МВД 24 декабря, значились две основные цели: помощь упомянутому братскому народу и просветительская деятельность — среди своего. Основателями стали Бернхардс Дирикис, редактор газеты «Baltijas Westnesis», Янис Бауманис, первый латыш-архитектор, и Рихардс Томсонс, публицист и хозяйственник.

Со временем общество незаметно получило теперешнее название, расширило деятельность многими комиссиями и отделами: знаний, полезных книг, музыки и театра, ремёсел и промышленности, этнографии… Первые помещения в Петербургском предместье по адресу Известковая (ныне Тербатас) 9, состояли из трёх комнат, нещадно задымляемых на каждом собрании, и совершенно не дававших возможности проведения публичных мероприятий. Например, для первого в городской истории латышского спектакля «Пьяница Бертулис» пришлось снимать Гимнастический зал, а его регулярная аренда обходилась бы примерно в две тысячи рублей ежегодно. Надо было строить свой дом.

Бауманис, будучи архитектором, безвозмездно разработал проект и посчитал смету — получилось сорок тысяч. Непросто было убедить всех членов, пока 17 марта 1869 года не привели веские аргументы: есть договорённость о кредите вполсуммы, а господин Т. Биркс уже приобрёл землю — тогда все единогласно согласились возместить затраты и занять деньги. Работы начались 30 апреля, в земле нашли медаль по поводу особо урожайного 1772 года, 24 июня, когда строители уже ставили крышу, заложили «первый камень» — приуроченный к Янову дню. 21 октября на нижнем этаже уже произошло заседание, а 19 февраля 1870‑го здание было уже достаточно готово для освящения. На торжествах присутствовали губернаторы и председатели дворянств Курляндии и Лифляндии, другие высокие чины — и множество сельчан. Погрешность сметы оказалась минимальна: дом обошёлся в 45 589 рублей.

Соответственно, и выглядел он довольно скромно: до ремонта 1892—1893 годов гордо выставлял кирпичи на обозрение, пока не получил пышную лепнину в стиле неоренессанса. Ещё четыре года спустя появилась лестница с улицы прямо в зрительный зал. В 1887 году поменялся зал: стал больше, со сценой напротив входов, а не сбоку как раньше. Несмотря на перемены, к началу XX века было время задуматься о чём‑то большем.

Например, о новом здании — но построить Третий, Латышский, театр уже обещал город, продолжая ряд из Немецкого и Русского. Следовательно, трогать нынешнее здание не было необходимости, и мысли крутились вокруг возведения ремесленной школы и этнографического музея.

Вот только 19 июня 1908 года случился большой пожар. Общество перебралось в купленный ещё в 1902‑ом соседний дом, но там не было больших залов. Рижская дума выделила землю за Русским, нынешним Национальным, театром, позволила купить и перестроить находившийся там цирк. По проекту Александрса Ванагса это и было сделано, и 8 ноября временную сцену открыли.

Следовало возрождать старый дом. Учитывая надежды на обещанный театр, требовался лишь концертный зал. Позвали именитых зодчих, — Лаубе, Поле, Нюкшу, Малвеса, Алксниса, Ванагса и Медлингера, — и попросили в течение двух недель набросать эскизы. Более других понравилась работа первых двух, в октябре её уже согласовала губернская стройуправа, но место модного национального романтизма занял неоклассцизм. Новый фасад утвердили в апреле 1909‑го, а уже 18 декабря новое здание было освящено. Фасад украсили мозаичные панно работы Яниса Розенталса: верховные боги громовержец Перконс, созидетель Потримпс и разрушитель Пиколс в центре, «Приветствие солнца» слева и «У родника» — справа. Мозаики поменьше изображают искусство, науку, земледелие и промышленность. Среди членов общества многие ориентировались на Британию как оплот парламентаризма, вот и перила балкона похожи на «Union Jack»‑и.

Новый дом смотрелся солидно, пора было возвращаться к мечтам о музее и школе. Тем временем город собирался выполнять обещания: было найдено место на пересечении нынешних бульвара Аспазияс и улицы 13 января, в 1911‑ом объявлен закрытый конкурс, давший пять предложений. Театр должен был быть большим, на 1 700 мест, из которых, правда, двести были бы стоячими. Лучшим признали проект рижанина Макса фон Озмидова, началась война, и никто ничего не построил.

После же, с образованием государства, оплот национальных идей потерял значимость и стал в большой степени закрытой и элитной организацией. Зал начали сдавать русскому и еврейскому театрам. Со временем, особенно после вступления в ряды самого Улманиса, благополучие возросло, добавился «Ротари-клуб» — международная благотоврительная организация; словом, можно было думать о дополнительных помещениях. Негласно главный архитектор страны Эйженс Лаубе составил проект пристройки на месте соседнего дома, и к 11 февраля 1938 года поспел корпус на углу Меркеля и Архитекту.

5 июля 1940 года новая власть ликвидировала Рижское Латышское общество, и уже на следующий месяц в доме, — Доме офицеров Прибалтийского военного округа, — хозяйничали военные. За свои полвека они хоть и поудаляли украшения в национальном стиле, но в целом сохранили здание и исторические интерьеры в хорошем порядке.

Изначальная организация вновь появилась 14 января 1989‑го, и вскоре получила родной дом. В 1999—2000 годах, перед майским собранием акционеров Европейского банка реконструкции и развития, многие рижские здания были реставрированы — в том числе и предмет этой статьи.

Он уже почти столетие не играет такой роли как некогда, — тем не менее, ласковое имя «Māmuliņa» до сих пор живёт в городском фольклоре.

56° 57' 0" N 24° 70' 2" E

Бывший.

Приятно лихо промчаться на лошади, и посмотреть на это приятно. Словом, приятное это место — ипподром. Оттого и в Риге он так или иначе должен был появиться. Сначала Альберт Саламонский, основатель цирка, гонял лошадей по Эспланаде в 1880 году. Через пять лет два почтенных господина, — Мертен и Штольтерфот — прокатились верхом по шоссе в направлении Взморья. Им понравилось: через год на Эспланаде за подобным их заметили вновь. В 1887 году образовалось Общество поддержки разведения рысаков.

Тогда и открылся первый ипподром Риги — 5 мая 1891 года в конце тогдашней улицы Стрелниеку — на привычном многим поколениям месте. Вскоре там появился и тотализатор, вечное яблоко раздора для всех его потомков. Проходили заезды дам, извозчиков, троек, дерби — состязание трёхлетних животных.

Параллельно образовалось Рижское общество верховой езды с собственным ипподромом для скакунов поблизости, на Ганибу дамбис. Построили по проекту Карла Фельско трибуны с рестораном и прочими полезными заведениями, но на четвёртый год гордума предпочла коней иному транспорту и объявила о строительстве товарной станции. Ипподром поскакал в Золитуде, где условия были поскромнее, да и прославился он там скорее не коневодческими, а иными спортивными событиями (как, например, Второй Российской олимпиадой 6—20.VII.1914) и авиацией.

Тот второй пережил младшего брата на год, и в 1898 году тоже получил предложение рысью сменить дислокацию — по аналогичной причине. Некоторое время его ютил золитудский коллега, пока в 21 августа 1904 года не открылся новый (архитектор Эдмунд фон Тромповский), с верстовой беговой дорожкой (1 047 метров). Это случилось уже на привычном нам месте чуть поодаль от первого расположения.

Пока золитудский, для скакунов, медленно пропадал, этот опекало Императорское петербургское общество поддержки разведения рысаков, и опекало неплохо. В 1912 году он вышел на четвёртое место в Империи по количеству лошадей (241) после Москвы, Петербурга и Киева. Лишь с войной общество совладать не могло.

Трибуны сгорели, обществу больше не было дела, да и много ли осталось от общества. Вместо него в 1924 году появились некие спиртопромышленники, которым, как позднее оказалось, до лошадей не было никакого дела. Они приобрели только одного мерина по имени Ансис, да и тот оказался непригоден: покусал жокея. Акционерному обществу «Rīgas hipodroms» было гораздо интереснее построить два десятка касс тотализатора и грести деньги.

С другой стороны, те же толстосумы потратили полмиллиона латов на восстановление сгоревшего и поизносившегося комплекса.

Объективно было так: 13 апреля 1925 года премьер-министр Хуго Целминьш радостно открыл ипподром, а 29 мая того же года сейм уже закрывал тотализатор — следом обанкротилось всё заведение. «Вы же не хотите видеть слёзы и стенания чиновничьих матерей и жён, всех граждан, потерявших свои деньги в тотализаторе, чтобы малая горсточка предпринимателей на этих слезах народных выйгрывала миллионы и миллионы,» — взывал социал-демократ Феликс Циеленс. Очередные несколько лет бездействия…

Армейский клуб конного спорта заново открыл ипподром 18 сентября 1932 года, убедив правительство, что будет заботиться о породе и не поддаваться искушению финансов. У клуба это получалось довольно успешно: и новые постройки вырастали, и кони носились как положено. Даже тотализатор не создавал проблем — наоборот, 13 ноября 1939 года был выплачен самый крупный выйгрыш за историю: 4 014 латов. Разве что скакунов отменили, оставили только рысаков.

Очередной вехой, как всегда, стал 1940-ой. Директором назначили некого товарища Беляева, члена профсоюза работников транспорта. Тот, вероятно, решил, что судьба наконец предоставила ему шанс воплотить свою миссию на Земле — стать главным судьёй ипподрома, — и он им себя назначил. К счастью, новоиспечённый хозяин вскоре понял, что либо судьба, либо он ошибались, но некоторые другие странные смены кадров так и остались неотменёнными. Год советской власти был слишком малым периодом, чтобы произвести значительные улучшения: успели только электросистему долатать, которая позволила смотреть скачки тёмными вечерами. Фашисты её разрушили, и больше она не была восстановлена.

После войны открытие ипподрома было сочтено за очень важное дело. Задание о разработке проекта сооружения, — уже в более просторном Шмерлисе, — поступило архитекторам в сентябре сорок пятого; год отводился на подготовку строительства и столько же должно было продлиться само возведение. Тем не менее, ипподром вскоре восстановили на прежнем месте, он быстро стал четвёртым-пятым среди пяти десятков советских соперников. В 1955 году на нём основали Переходящий кубок Прибалтики. В который раз появилась новая трибуна — её спроектировала известная зодчая Марта Станя, автор здания театра Дайлес.

Чуть позже дела пошли уже не так красиво. Заведение в 1959‑ом передали Институту скотоводства, чей директор Карлис Бренцис сильно недолюбливал лошадей, утверждая, что те объедают коров. В высоких учреждениях он убеждал, что ипподром в центре города — это безобразно негигиенично, и своего в итоге добился: в 1964 году появилось решение о ликвидации. По немного странной причине, что зимой лошадей транспортировать нельзя, закрытие удалось отложить на полгода — до Первомая 1965 года. Часть животных развезли по хозяйствам, других отправили к финнам, немногие остались в стойлах.

После закрытия ипподрома там ещё работали некоторые спортивные секции, пока в конце семидесятых в одночасье пламя не пожрало трибуны.

С тех пор в нашем городе ипподрома нет, зато, вероятно, центр города стал сильно чище. Восстанавливать лошадиные бега пытались и в Улброке, нашли даже три миллиона впоследствии удивительно исчезнувших рублей; и в Тирайне, где намечалась целая конная ферма, которая частично и появилась, но эта часть не включала ипподром; и в Клейсти в первой половине девяностых, — а не получилось. До сих пор.

56° 58' 12" N 24° 75' 5" E

http://klio.ilad.lv/1_6_.php — статья Ильи Дименштейна про полёт Лидии Зверевой над Золитуде 14 апреля 1912 года.

Издавна в Московском форштадте селилсь русские купцы, которым было надобно где‑то продавать свои товары. Поэтому в 1772 году они обратились к правителям города с просьбой выделить какое‑нибудь пространство для торговли. В ответ торговцы получили целый квартал прямо на краю эспланады, где появился первый Гостиный (Русский) двор.

Второй открывали спустя семь лет после пожара 1812 года: получилось огромное деревянное здание с колоннадой по периметру. Проектировал его архитектор В. Стасов согласно пятому рисунку третьей части образцовых фасадов: во всей России в то время дома полагалось строить по заранее составленным столичными архитекторами фасадам, приспосабливая внутреннюю планировку как угодно. Всё же в альбомах не значились столь длинные примеры, поэтому пришлось одну и ту же часть повтроить несколько раз, создав интересный пример стиля ампир.

Патриархальный купеческий дух витал над кварталом даже при Советах, там размещались несколько десятков лавок, преимущественно хозяйственых и строительных товаров.

Но, как назло, к тому времени колхозники отложили 10 миллионов рублей и подыскивали место для собственного небоскрёба, а чиновники от зодчества предложили «в порядке исключения» с лица земли стереть Гостиный двор (они и на Ратушной площади строить предлагали!). Сняли замеры, сохранили некоторые архитектурные детали и после получения соответствующего разрешения 21 февраля 1951 года дело завершили полным демонатжем. Зато скрипичных дел мастера получили еловые колонны с чудесной древесиной для своих инструментов.

Начался рост Дома Колхозников.

Гостиный двор ещё раз напомнил о себе в 1991 году, когда потомок построивших его купцов Мухиных Всеволод Замков чуть было не добился возвращения земли.

56° 56' 35" N 24° 73' 2" E

Комплекс зданий между бульваром Бривибас, улицами Тербатас и Элизабетес

Некогда наряду с современным Верманским садом поблизости существовал и другой — Малый Верманский. Основаны они были в одно время, в 1817 году. Поблизости находился овощно-сенной рынок Равелина. Вскоре некто Триллиц построил там деревянный кабак, породивший название «Сад Триллица у Равелинной площади»; помимо этого, он породил недобрую славу сада как места сборищ шпаны. Старое здание оставалось ещё в 1893 году, новое было предписано строить на сваях, чтобы не портить корни деревьев. Вскоре там уже собирались не хулиганы, а «сливки общества».

Задолго до того, в 1867 году, базарную площадь замостили, только торговли там было всё меньше и меньше — площадку всё больше использовали для кавалерийских парадов. До 1887 года простояло деревянное здание цирка; потом устроили небольшой скверик. Небольшая берёзовая роща пала в 1889 году с постройкой суда.

В Малом Верманском саду стоял небольшой памятник с единственной надписью: «В память о 23 октября 1812 года» — дне приезда в наш город генерал-губернатора Филиппа Паулуччи. Сейчас она, после долгого нахождения в Музее истории Риги и мореходства, перебралась в соседний Верманский парк.

Место в центре губернской столицы уже тогда было слишком привлекательным, чтобы в квартале не появилась более репрезентабельная застройка. Эта статья — о её становлении.

Возле бульвара Бривибас, у дверей Окружного суда, есть небольшая площадь: две троллейбусные остановки, несколько деревьев и скамеек. Пусть это указано только на картах и официальных бумагах, но у места есть своё имя: сквер Яниса Бауманиса. Он, архитектор множества зданий в окрестностях, был автором и дома суда.

Здание на углу Бривибас и Тербатас было построено в 1887—1889 годах после смены судебной системы. Ради подчёркивания имперской необходимости новые помещения в плане должны были принять форму короны; сначала Бауманис решил придать такую же форму и главному фасаду, но его попросили убрать башенки. Мол, особого своеобразия не вносят, и деньги тратить нечего. Зодчий в душе не согласился и, будучи руководителем строительных работ, умудрился всё же осуществить собственную идею. В итоге это оказался и его дом: в крайней нищете он прожил там последние два года жизни, работая смотрителем здания.

Упомянутый сквер засветился в истории как место установки двух крайне противоположных памятников. Сначала в сентябре 1918 года немцы поставили солдата, который был сделан из дерева, но официально назывался железным. Поблизости была открыта продажа гвоздей, и каждый лояльный новой власти был обязан купить гвоздь и вбить его в памятник. До полного истощения от гвоздезабития монумент не простоял, потому что власть поменялась, и постамент «деревянного Фрица» на Первомай 1919-го примерил Карл Маркс, но уже в конце месяца гипсовая голова была расстреляна на куски. Вскоре появилась независимая Латвийская республка, но она не продолжила традицию ставить на этом месте памятники.

Потом был переворот Улманиса, у Улманиса была страсть к помпезным зданиям, а у служителей юстиции помпезного здания не было. В 1935 году архитектор Фридрих Скуиньш предложил сделать пристройку к существовавшему дому Сената напротив Христорождественского собора, но при обсуждении проекта возмутился его коллега Паулс Кундзиньш: как это — ставить новостройку позади какой-то бывшей Судебной палаты ненавистных царских времён? Снести надо всё… разве что Окружной суд можно включить в будущий комплекс: свои функции исправно выполняет, да и проектировал его первый зодчий-латыш с академическим образованием.

Итак, новый Дворец должен был состоять из Министерства юстиции, Сената, Судебной палаты, Окружного суда, всех третейских судов Риги и округа и помещений для связанных с ними учреждений. Приказ начать проектирование поступил 2 марта 1936 года, вскоре был объявлен архитектурный конкурс, а тем временем Скуиньш и Кундзиньш в качестве консультанта уже начали работу над зданием. Проект, учитывающий результаты состязания, Кабинет министров утвердил 29 сентября.

Строительство началось 4 декабря 1936 года. На церемонию приехали делегации соседних республик и в торжественной атмосфере наблюдали, как в основание был заложен пергамент с текстом на государственном языке о прелестях правления Карлиса Улманиса и подписями высших чинов. Вскоре возле главной лестницы поставили скульптуру Карлиса Земдеги «Правосудие», 18 ноября в здании отметили двадцатилетие республики, и 9 декабря 1938-го первая очередь была освящена.

Улица Элизабетес, оплот ресторанов и кинотеатров, казалась нерепрезентабельной для такого дворца — его пришлось оградить небольшой лужайкой и деревьями. Осужденных оградили от всех остальных специальными лестницами и коридорами, по которым они прямо из подвала попадали на скамью подсудимых. Всех посетителей и работников здания бомбоубежищами оградили от вражеских снарядов.

В первый же советский год был упразднён Сенат, а освободившиеся помещения занял Совет министров. Скульптуру «Правосудие», выполненную в державно-народном стиле под богиню судьбы Лайму со сборником латвийских законов в руках, тоже упразднили и отправили в музейные запасники.

Вторую очередь строительства откладывали по финансовым причинам, откладывали-откладывали и отложили до конца пятидесятых. Границу старого корпуса и нового, спроектированного архитектором Шнитниковым, сейчас найдут только знающие люди: она проходит слева от входа со стороны Элизабетес.

56° 57' 12" N 24° 70' 3" E