http://www.architektura.lv/nam… — дом архитекторов (над Шведскими воротами).

Исстари рынок находился в Риге у реки, но жителям Петербургского предместья до него было далековато; да и крестьянам более удобным казалось выменять товары на дензнаки уже у главной дороги и отправиться домой. Вот и получилось, что в 1876 году у Большой водокачки открылся одноимённый базар. Людей было много, ведь там же были конечная остановка омнибуса и популярный колодец, от которого название и пошло. В наши дни подземные жилы не без труда поборола Новая церковь святой Гертруды, но тогда о ней не могло быть и речи.

Вскоре стало ясно, что там и места маловато, и грязновато — базар перенесли на нынешнее место, да переименовали в Александровский. Это случилось в 1897 году; 15 октября 1902 года уже на новом месте открылись два новых павильона авторства Рейнгхольда Шмеллинга: на 157 мест для торговли мясом и 187 — прочими товарами; основное место занимала площадь для повозок сельчан. Мастера, как тогда часто бывало, оказались новаторами: при кладке использовали стеклянные кирпичи.

Между прочим, именно с Александровского рынка начались капитальные каменные павильоны рынков в городе, за ними следовал Агенскалнский собрат. И хоть эти ещё верхом совершенства не были, — отсутствовали даже холодильники для продуктов и отопление для людей, — но это уже было гораздо лучше, чем торговать на всех ветрах и непогодах; прессе тоже понравилось.

В 1929 году рынок раскошелился на дополнительный павильон для торговли селёдкой. Процесс завершил большой дом со стороны уже тогда Бривибас, построенный городом в 1937-38 годах (архитекторы Янис Ренгартс, Станислав Борбал, Альберт Вецсилис). В нём поместились 118 квартир, служебные помещения рынка и киоски.

У стыка тысячелетий обретший два современных павильона, Видземский базар поныне жив и относительно уютен.

56° 57' 35" N 24° 77' 5" E

17 февраля 1951 года — дата начала обмана тружеников полей. В этот день решением о строительстве им пообещали этакий социалистический Empire State Building на приглядевшемся месте Гостиного двора. Только с сельхозлабораториями, сельхозлекториями, сельхозконференцзалами и даже сельхозгостиницей на 320 мест — и сельхозстоянкой для сельхозлошадей напротив.

Архитекторы под начальством Освальда Тилманиса создали проект, началось строительство, где «впервые в практике высотного строительства в СССР применены сборные железобетонные конструкции». Учли плохую почву и залили вниз 90 сантиметров бетона; учли стремление главного корпуса оседать и сделали его на 15 сантиметров выше, что видно в интерьерах. Корпус оседать не стал. Многие талантливые ремесленники приложили свои инструменты к небоскрёбу — сельчане могли начинать гордиться. Неожиданно 12 марта 1957 года высотку отдали учёным, а конференцзал — филармонии. Некоторые институты, издательство «Zinātne» и правление Академии переехали туда следующей осенью.

Тучерез, один из девяти подобных в мире, ушёл в эксплуатацию в 1958 году и был совершенно готов три года спустя. 104-метровое здание, увенчанное пятиконечной звездой, стало самым высоким в Риге тех лет.

Упавшая вдруг независимость потеснила науку, пыталась теснить из здания и Академию. За высотку боролись и Патентная управа, и Рижская дума; были мысли о создании торгового центра. Квартал вокруг дома намеревались выделить для проституции. Но наука осталась, и в честь неё 30 января 1996 года нарекли территорию, так и не ставшую стоянкой лошадей — площадью Академии.

http://www.rigaspanorama.lv/ — смотровая площадка на 17 этаже Академии наук.

56° 56' 35" N 24° 73' 2" E

Нескончаемые войны не давали покоя Риге, а уж её предместьям приходилось страдать вдвойне, потому что редкое нападение обходилось без разгромления домов и церквей. Так и церковь Иисуса до её нынешнего вида пережила четыре воплощения, и каждый раз обретала всё больший размах и презентабельный вид.

А началось всё в 1635 году, в годы правления шведской королевы Кристины. Тогда рижане вздумали строить чуть поодаль от городских валов храм и назвать его в честь правительницы. Вроде бы и сверху разрешение получили, но вскоре в Ригу пришло известие: королева видела неприятный сон. Ей привиделось, что она восседала на двойном троне рядом с самим Богом, было страшно неловко, хотелось уйти, но правительницу держали и объясняли, что рижане, дескать, обожествляют её, и обязанности свои надо выполнять на месте. Пришлось королевиным указаниям внять и освятить новую церкoвь в честь Иисуса Христа.

Строительство завершили в 1638 году, использовав 18 000 камней из Любека, черепицу, жесть для покрытия шпиля — на всё ушло 108 274 марки и 8 рижских шиллингов. По традиции, церковь получила подарки от богатых рижан: витражи с гербами дарителей, алтарь от ратсгерра Хинтельмана, кафедра от золотых дел мастера Гарфейса и много прочего. Из всех этих ценностей остался лишь один золотой кубок стиля ренессанс, датируемый 1639 годом.

В 1656 году царь Алексей Михайлович и его войско совершили неудачную попытку завоевать Ригу. Хотя им это и не удалось, кое‑как напакостить получилось, в том числе поменять назначение упомянутой постройки с сакральной в фортификационную: насыпав полную церковь песка и расставив пушки, они вели обстрел города, а при отсутплении, в отместку, взорвали её. Перед этим были награблены орган и колокола.

Долгое время приход вынужден был существовать без церкви, и лишь в декабре 1688 года освятили новую, построенную по проекту мастера Руперта Биденшу, уже прославившегося к тому времени башней церкви святого Петра и пристройкой к церкви святого Иоанна. Новое здание прежде всего вызывало гордость в сердцах жителей всех предместий своими курантами, единственными вне городских валов.

Это было небольшое деревянное строение с четырьмя окнами с каждой стороны, небольшим возвышением над более низкой алтарной частью, где и помещались часы, и барочным фронтоном спереди. К сожалению, оно только на два года пережило предшественницу и погибло в обстрелах 1710 года.

Вновь негде было молиться прихожанам, однако в этот раз на помощь неожиданно пришёл магистрат города, предложивший небольшой дом в форштадте, который некоторое время служил церковью. Весной 1733 года было готово новое здание, спроектированное зодчим Томом Бухумом: снова деревянное, снова с часами на башне, лишь фронтон в технике фахверка не напоминал культовое сооружение, скорее какой-нибудь склад. Но люди были и таким довольны, тем более что с 1767 года храм украшал красивый алтарь в стиле барокко, исполненный Карлом Аппельбаумом, чьё другое творение, тоже алтарь, сохранилось в церкви святого Иоанна.

И снова война: в 1812 году она погибла в огне, но, как ни странно, восстановлена очень быстро по сравнению с предыдущими подобными ситуациями. Для градостроителей пожар — просто благодать, после него они смогли наконец создать такую планировку, какую им хотелось, и церковь Иисуса решили поставить на специальной восьмигранной площади на пересечении улиц. С 1818 по 1822 год строили храм по проекту Х. Ф. Брейткрейца (сам архитектор умер в 1820 году и не увидел готовое творение, освящённое 8 ноября 1822 года).

В 1889 году в церкви смонтировали орган фирмы Зауера, в 1938 году произвели небольшие изменения в интерьере по проекту Паулса Кундзиньша, но бóльших изменений не было, лишь честь называться самым большим деревянным зданием страны сравнительно недавно пришлось уступить ресторану «Лидо» на Краста.

56° 56' 30" N 24° 74' 1" E

До постройки Христорождественского собора кафедральные функции выполнял Петропавловский храм в Цитадели — маленький и для города, уже достаточно долго находящегося в составе православной державы, не очень солидный. Всё началось, как обычно, с расплывчатых пожеланий в конце XVIII века, а в 1870‑ых вылилось в сбор пожертвований и ходатайство князя Петра Романовича Багратиона, генерал-губернатора Остзейского края, к министру внутренних дел.

А тут ещё стихия. 1 сентября 1873 года буря, в частности удар молнии, изрядно побила кафедральный собор. У колокольни больше не было верхнего карниза, частично пропали роспись и оконные стёкла. Узнав об этом, Александр Второй 17 апреля 1874 года пожертвовал 900 000 рублей на строительство. Проекты творили Янис Бауманис, Генрих Шель и Роберт Пфлуг; последний добился успеха и в декабре следующего года получил государево одобрение. Николай Чагин, главный архитектор Виленской губернии, победил в конкурсе подрядчиков, и 3 июля 1876 года епископ Рижский и Митавский Серафим заложил первый камень и освятил стройплощадку.

Лет за пять почти управились, но тут царь, уже Александр Третий, раскошелился на дюжину колоколов. Они не вписывались в реализуемый проект — Роберт Пфлуг допроектировал колокольню над входом заместо звонниц в каждом из маленьких куполов. Главный, восьмисотпудовый Александро-Невский, поднимали восемьсот же солдат. Наконец, 28 октября 1884 года все двенадцать зазвонили: собор был освящён.

Большинство предметов убранства выполнили лучшие мастера обеих столиц. Среди знаменитых иконописцев был и более известный как баталист Верещагин; часть перенесли из Петропавловской церкви в знак преемственности. Общая стоймость составила около полумиллиона рублей. Богослужения проводились на церковно-славянском, латышском, эстонском и немецком.

Эвакуация 1915‑го разорила и собор. Если иконы ещё оставались в Риге и потом частично вернулись, то колокола отправились в Нижний Новгород, а крупнейший — в близлежащее село Павлово. Все кроме одного пропали для рижского собора навеки. Большинство священнослужителей переселились в Тарту.

В сентябре 1917‑ого немцы, занявшие Ригу, перекроили собор под лютеранскую гарнизонную кирху. И уже 1 января 1919 было совершено последнее богослужение, и бежавший из города пастор через солдат спешно передал ключи православному приходу.

В отличие от потомков, большевики 1919 года отнеслись к собору с почтением. Зодчий Александр Трофимов безвозмездно взялся за руководство восстановлением, и уже в Вербное воскресенье состоялась первая служба. 6 января 1920‑го ремонт завершился, а 28 февраля министр внутренних дел Арведс Бергс приказал опечатать храм: неизвестно, кому он принадлежит, а как построенный на казённые средства, должен быть передан государству. Да и неплохо бы какой‑нибудь храм отдать православным латышам. Словом, не без политики.

Наконец, в марте 1921 года Синод полностью завладел собором. Теперь из языков богослужений оставили только церковно-славянский и латышский. Ситуация ещё была нестабильна, но со временем, особенно с архиепископством Иоанна Поммера, всё сложилось, и прекратились разговоры о сносе или перепрофилировании под национальный пантеон или что‑либо подобное.

Остался собор собором и после бурно пережитой Второй Мировой, зато 5 октября 1963‑го Совет Министров распорядился о закрытии. Поговаривают, что всесоюзный министр культуры Екатерина Фурцева, находясь в здании Совмина через дорогу, была неприятно поражена и сделала соответствующий намёк. Кресты с куполов полетели в металлолом, хотя и были изнутри дервянные.

А ещё в 1958 году Латгипрогорстрой спроектировал планетарий на Домской площади, вместо разрушенных войной зданий. Противники упоминали узость участка и конкуренцию в монументальности не в пользу новостройки. Взамен предлагались как Парк Победы, так и место будущей школы №3. Теперь же нашёлся вполне подходящий купол.

Архитектор Юрис Скалбергс полностью перечертил внутренности, и в 1964 году открылся Республиканский Дом знаний. Тут и звёздное небо, и лектории, и выставочные залы, и прозванное «Dieva auss» кафе, что примерно означает «У Бога за пазухой». Неспроста ещё в апреле 1882‑го в недостроенном храме вешали маятник Фуко. На три десятилетия главным православным собором республики стал Свято-Троицкий в конце улицы Барона.

В 1990‑ом собор вернули, и следующим летом началось восстановление. Железобетон разбирали целых пять лет, аккуратно, чтобы не повредить исторические стены. При этом первое богослужение прошло уже 6 января 1992 года.

Однажды при поиске павших советских воинов курсанты Военного училища имени Алксниса отыскали и привезли в Ригу один из колоколов, пропавших в 1915‑ом. Когда в 1993 году РВВАИУ перестало существовать, а собор только начинал новую жизнь, находку передали. Два года после причисления Иоанна Поммера к лику святых, в 2003‑ьем, сюда с Покровского кладбища были перенесены его мощи.

Может, на третий раз собор простоит подольше?

56° 57' 14" N 24° 69' 2" E

В 1862 году был создан Рижский Политехникум, первый технический ВУЗ России, и тогда уже, естественно, возникла необходимость в собственном здании. Сначала он ютился в доме на углу нынешних улиц Барона и Элизабетес. Ганноверский зодчий Дибо в 1859 году сделал несколько набросков, но своё здание ВУЗ получил только через семь лет.

Архитектор Густав Гильбиг Политехникум с 1866 по 1869 год возводил в эклектичном «стиле полукруга». На его проект заметным образом повлияли те самые эскизы Дибо. Так как под зданием протекла один из притоков Ридзене, то решили поставить дом на 900 дубовых свай. Кстати, проектировщики не предусмотрели карцер для особо буйных студиозов — его срочно устраивали на чердаке уже после окончания строительства, и он сохранился до сих пор, хотя по назначению больше не использууется. Кирпич для возведения изначально специально доставляли из Англии, только потом перешли на местный. По рисункам Дж. Кларка, преподавателя рисования, создали эмблемы факультетов на фасад, гербы учебного заведения, Курляндии, Эстляндии и Лифляндии.

В 1873 году тот же зодчий возвёл корпус со стороны улицы Меркеля, с 1883 по 1885 год происходило соединение отдельно стоящих зданий третьим корпусом, выходящим на улицу Инжениеру. В 1890 году её расширили стеклянной галереей наверху, но уже спустя десять лет её заменили полноценным этажом. Внешне здание стало законченным, когда в 1909 году возвели последнюю его стадию. Несмотря на смены мод, все построены в одном стиле.

Трагическим для Политехникума стал 1915 год — как и многое другое, оказавшееся на прифронтовой линии в Риге, его эвакуировали вглубь России. В этот раз он опять стал первым — первым советским ВУЗом в Иваново. Тут уж совсем плохие времена начались — в столице новой страны невозможно было получить высшее образование. Это в двадцатом-то веке в Европе! Поэтому 28 сентября 1919 года собрали профессоров, основали Латвийскую Высшую школу, прошло ещё два с половиной года и Сейм утвердил её устав. Тем же решением её название стало звучать так: «Латвийский университет».

Сразу начались перемены. Сначала в Малом зале поставили памятную доску в честь студентов, погибших за Родину в войне (1922, Алфредс Бирзниекс, восстановлена в 1994 году). В 1928 году по проекту Эйженса Лаубе перестроили весь зал. В 1929 году последовал зал заседаний Сената, в 1939 году видоизмениили вестибюль.

Но всё это нельзя сравнить с главной стройкой тех лет — Большой Аулой. Гардероб со столовыми во дворе появились уже в 1930 году, в 1931 году по проекту Эрнестса Шталбергса начали строить новый, необходимый зал. Стройка затянулась на четыре года, в результате вышло неплохое созвучие несочетаемого - функционализма и неоклассицизма.

На апсиде сначала находилась выполненная Карлисом Земдегой аллегория: Латвия и Афина в центре, Буртниекс и Лайма по бокам, девушки и юноши — стремящиеся к заниниям со одной стороны и их уже получившие — с другой. В силу различных теологических интриг эти произведения убрали в 1937 году, в советское время предлагали опять установить, но скульптор отказался. На их месте красовались то герб Латвии, то голова Ленина, а сечас там пусто.

Одна из самых известных частей зала — это великолепный орган, третий по размеру в Латвии. Строила его та же фирма, что и Лиепайский, и Домский — «E. F. Walcker & Co» из Людвигсбурга. У него 3922 трубы длиной от 13 мм. до 5 м., 59 постоянных и 11 переменных регистров, три клавиатуры и педаль. В 1967 году фирма «Hermann Eule» реставрировала его, однако сегодня он снова нуждается в ремонте.

Такова, вкратце, и есть история здания Латвийского Университета.

56° 57' 3" N 24° 69' 4" E

Император Пётр Великий частенько заглядывал в наш город, обычно останавливаясь в окружении крепостных валов, а в марте 1721 года, в девятый свой визит в Ригу, выбрался на свежий воздух, к берегу Даугавы. Его Летний дворец стоял на самом берегу Даугавы, где сейчас улица Экспорта. Это было скромное деревянное зданьице барочного стиля, через полвека с лишним разобранное по ветхости, а до тех пор иногда использовавшееся летом генерал-губернаторами. Рядом тогда уже основали судоверфь для горожан и разбили сад — первый общественный сад Риги, названный Царским. Император хвалился перед польским послом в столице, что его рижский сад превзойдёт версальский.

Для этого Пётр по‑отечески заботился о своём детище. Деревья везли не только из лифляндских лесов, но и из Германии и Голландии: например, из Амстердама уже после смерти правителя направили апельсины и смоковницы. Выросли яблони, груши — все плоды полагалось отправлять в Петербург на варенье или просто к столу. Царь посадил вяз: в 1840 году его оградили, пень «именитого» дерева отметили в 1904 году, до 1972 года прожило само дерево. Архитектор Леблон проектировал парк, придавая ему регулярные черты и опоясывая прудами с четырёх сторон, которые отчасти сохранились, хотя и стали чище; в розариях росли розы, вода журчала из фонтанов. В целом Сад Его Величества в Предмостной крепости оставлял милое впечатление и с аллеей на Ганибу дамбис со Вторым Царским садом в конце полностью удовлетворял потребности рижан и заезжих знаменитостей: Екатерины Второй, прусского кронпринца Фридриха Вильгельма, Елизаветы Петровны…

Как было принято в те годы в парках, в саду часто играл военный оркестр, ставились спектакли и варьете, работали выставки, акробаты и атлеты показывали чудеса, а ночной воздух окрашивали фейерверки. В июне 1836 года парк огласил первый Балтийский праздник песни, с 26 по 29 июня 1873 года — уже первый Латышский праздник песни. По проекту зодчего Яниса Бауманиса построили и специальную эстраду на тысячу исполнителей и 11 000 слушателей, а сразу после праздника от лишнего строения избавились. Сто лет минуло — в честь важного события появились мемориальная стена с именами композиторов и внушительных размеров камень весом в 35 тонн (скульптор Лев Буковский, зодчий Гунарс Бауманис), а названием парка на время стало «Парк Праздника песни». 2 февраля 1892 года на льду пруда прошёл карнавал.

Но к концу XIX столетия молодые парки в самом центре обогнали ветерана по популярности, да и развлечения Взморья вошли в моду. Парки французского стиля к тому времени тоже безвозвратно устарели — пришлось звать садовника Георга Куфальдта, чтобы тот мастерской рукою в 1879 году остановил непомерно разросшиеся деревья и раздражавший порядок планировки. Нынешний вид саду придал его последователь Андрей Зейдакс уже после войны. Но тогда, с 1923 года, парк назывался уже в честь Виестурса — древнего земгальского правителя.

Ещё одно, малоизвестное, название парка продержалось совсем недолго в 1917‑ом. Когда Николай Второй отрёкся от престола, Царский сад в отместку назвали Демократическим. Очень скоро имя вернули.

А народ всё помнил про основателя: ведь и ныне сад часто называют Петровским. Власть и решила: раз уж здесь так русским духом пахнет, так почему бы не собрать здесь все имперские памятники, которым теперь места в городе не хватало. Подумывали над установкой памятника Петру Великому и Колонны Победы, но перевезли лишь Александровские ворота, единственную триумфальную арку Прибалтики, — в 1936‑ом.

Ныне парк затих: по человеческим меркам он давно уже на пенсии.

56° 57' 53" N 24° 60' 1" E

К концу XIX века представления на русском языке ставились то в Русской ремесленной артели по нынешней улице Езусбазницас, то в здании общества «Улей» — в XXI веке там тоже находится Русский театр. В те же годы ни одна из этих сцен не была подходящим местом для истинных театралов: в соседних помещениях и курили, и кричали; этажом выше зала «Улея» находилось кафе, что явно не добавляло пожарной безопасности. К тому же, Немецкий театр уже прочно занимал здание нынешней Оперы, и генерал-губернатор Лифляндии Суворцев желал видеть в Риге и Русский театр, мест примерно на восемьсот.

Приказ обдумать проблему Рижская дума получила 8 апреля 1897 года, 19 мая — согласилась строить, но с условием: во Втором городском, он же Русский, театре в свободные дни будут проходить и нерусские представления. Открытый конкурс завершился первым августовским днём 1898 года и шестью присланными проектами — в основном, российских, но не местных зодчих.

Одним из них был пусть и рижанин, но в то время проживавший в столице Август Рейнберг. Его предложение под девизом «Dum spiro, spero» оказалось достойным первого приза — восьмисот рублей и осуществления. Питерский профессор Шрётер чуть поправил задумку, например, убрал с фасада башенки, — и 12 января 1899 года архитектурные ведомства передали проект дальше. Фасады отражали вкусы рижан XVIII века.

Смета гласила: 315,5 тысяч рублей; действительные расходы составили ненамного больше: около 340 тысяч. Финансы шли из запасного бюджета города; та же городская дума впоследствии раскошелилась на десятитысячерублёвый реквизит.

Одной из причин небольшой растраты стали неожиданные подземные открытия. Мало того, что часть территории ближе к каналу была относительно недавно насыпана на месте широкого городского рва, так ещё и в твёрдой части нашлись трёхвековые сваи одного из уничтоженных бастионов Цитадели. Другими «кладами» оказались кусок мощёной дороги и обрывки проводов построенного в 1852 году электротелеграфа из Риги в Даугавгриву. Стали думать: выкорчёвывать всё это или построить театр на сваях — второй вариант победил. Дубовые свали загоняли полгода — с 1 ноября 1899 года по 15 апреля 1900-го; всего в земле оказались без семи полторы тысячи.

Наконец, 1 июля 1900 года подошло время традиционного праздника — обогащения фундамента капсулой с ценной информацией для потомков. Стеклянный сосуд содержал пергамент с планами здания и текстом на русском, немецком и латышском. Теперь строительство могло продолжаться вплоть до завершения осенью 1902-го. Маститый Август Фольц взвалил на свои плечи атлантов и прочие скульптуры фасадов, фирма «Otto & Wassil» занялась интерьером. Возведением руководил мастер Кришьянис Кергалвис — в общем, над зданием трудился весь цвет рижского строительства.

Здание получилось современным. Система вентиляции проработала без проблем полвека, железный занавес производства рижского завода «R. H. Mantel» защищал от возможных пожаров в два раза дольше. Кстати, спустя два десятилетия после нещадного пожара в Немецком театре проектировщики как следует позаботились об обуздании огня: в каждом коридоре было по два гидранта, ещё четыре стояли снаружи, в подвале дежурил пожарный, имевший там и квартиру. Театр освещали 428 ламп, два телефона служили для связи со внешним миром. Оставалось только подключить к тогда ещё не полностью построенной канализации — 1 августа 1911 года. Раньше, к 1904 году, поспела пристройка с дополнительными служебными помещениями.

14 сентября 1902 года на новой сцене ставили «Снегурочку» Островского. Театр открылся, и неважно, что над сценой указали 1901 год. Согласно пожеланиям губернатора, в нём было 808 мест; самому же ему досталась ложа слева от сцены. Пристутствовало нововведение: билеты одновременно служили и номерками гардеробов.

Увы, скоро заварилась каша войны, вынудившая главного режиссёра Константина Незлобина покинуть Ригу. Число спектаклей упало, сцена всё больше говорила по‑латышски, пока не пришли немцы и окончательно не сыграли в либерализм: появился Рижский Латышский театр, который гордума ещё в мирные годы обещала построить на месте привычного нам «Stockmann»-а. Латышская оперная труппа тоже обосновалась в театральных стенах — оттого именно их газеты порой звали Оперой. Например, «Jaunākās ziņas» от 19 ноября 1918 года писала о событиях предыдущего дня:

Уже с 3 часов в здании Рижской Латышской оперы начали собираться латышские политики, в 4 состоялся акт провозглашения латвийского государства. Часы показывали уже полпятого, когда в зале зазвучали крепкие апплодисменты, которыми приветствовали членов Народного совета, которые торжественным шествием прошли через зал на сцену, где для них были приготовлены места, и там они сгруппировались по партиям […]

В полпятого была провозглашена Латвийская республика, хотя председатель Народного совета Янис Чаксте и не успел на заседание — от его имени выступал заместитель Густавс Земгалс. Только, как известно, Латвия тогда была свободна довольно относительно.

Вот и театр отражал политическую обстановку: как большевики пришли, так 8 февраля 1919 года сразу отдали оба городских театра Наркомату просвещения, где отделом искусства заведовал Андрейс Упитис. За четыре дня ему удалось собрать труппу, и уже 23-го числа открылся Рабочий театр Советской Латвии — крейсер пропаганды революционных идей.

Да и он продержался недолго — до 21 мая. 1 октября 1919 года было решено начать репетировать и 26 октября открыть Национальный театр, только вплоть до 11 ноября Рига оставалась прифронтовым городом, и были проблемы поважнее. Лишь 30 ноября пьесой Блауманиса «В огне» ознаменовалось его действительное рождение. Летом 1940-го не стало и этого имени: появился Театр драмы, впоследствии не раз менявший названия, пока 17 ноября 1988 года, за день до празднования юбилея, не вернулось старое. С 1971 по 1988 год к имени добавлялось ещё одно: Андрейса Упитиса.

А дом оставался прежним. В 1944 году немцы поставили в театре противовоздушную оборону. В 1946 советская власть, наоборот, провела реставрацию. Правда, при этом герб Риги был заменён на герб ЛССР, да кому‑то помешали декоративные вазы с балконов и орнаменты над входами, восстановленные только в 1988‑ом. Тогда же открылось, что и латвийская власть отнеслась к зданию не лучше: в тридцатых были выбиты орнаменты в угоду надписи «Nacionālais teātris». Их тоже вернули на место.

Куда более заметная реконструкция прошла в 2002—2004 годах, когда помимо тщательной реставрации появилась ещё и служебная пристройка.

Больше века стоит здание театра, меняя названия и языки и не давая покоя ни одной власти. Видать, оно действительно обладает большим влиянием на людские умы.

56° 57' 14" N 24° 62' 5" E

Великан Большой Кристап был вытесан в 1682 году скульптором Михаилом Бринкманом. Святой Христофор в католичестве считается одним из четырнадцати помщников при болезнях. Сначал он стоял у Карловских ворот, недалеко от перекрёстка улиц Кунгу и 13 января. В 1862 году ворота ликвидировали и великана поставили возле будущего Центрального рынка, где воды канала смешиваются с даугавскими. Там для него был выстроен специальный навес из дерева.

Однако скульптуру постоянно обижали хулиганы, например, как-то раз в 20‑ых годах ХХ века его увезли на извозчике в Пардаугаву и бросили возле публичного дома. Поэтому в 1923 году Большого Кристапа поставили в крестовой галерее Домского собора, позднее — в Музее истории Риги (тогда ещё не Мореходства). Увы, фигура ребёнка не сохранилась.

Люди верили, что великан спасает от невзгод, к нему клали цветы, монеты, пасхальные яйца и прочее. Считалось, что если что‑то болит, то нужно привязать к этому месту ленточку и потом привязать её к спкульптуре. Таким образом, святой «перенимал» болезнь. Он же считался покровителем многих профессий. Рядом со статуей стояла коробочка для пожертвований, которые получал госпиталь святого Георгия.

С этой скульптурой связана такая легенда. Как-то раз ненастной ночью великан-переносчик через Даугаву засыпал, но внезапно услышал громкий плач на другом берегу. Он нехотя пошёл. Плакал маленький ребёнок — он хотел, чтобы его перенесли на другой берег. Большой Кристап приютил его в своей пещере. Наутро дитя исчезло, оставив большую кучу денег. На них после смерти Кристапа и была выстроена Рига.

В юбилейном для Риги 2001 году копия статуи опять освоила новую местность: она стоит на набережной напротив Рижского замка.

56° 56' 59" N 24° 60' 0" E

Новорожденное латвийское государство желало отметить своё появление памятником. Один, — Братское кладбище, — уже создавался с 1915 года; второму полагалось находиться ближе к людским толпам. Где — неизвестно, об этом следовало подумать.

Эспланада, тогда ещё занятый рынком берег Даугавы, Кливерсала, Петровский парк, вскоре получивший имя Победы, Замковая площадь, даже Кипсала, где он мог бы в роли маяка встречать корабли — противники смеялись, не лучше ли тогда сразу в Колке? Звучала Бастионка: высокое место должно было придавать торжественности. Уже в 1922‑ом Эйженс Лаубе набросал обелиск на нынеешнем месте, эвакуацией лишённом монумента Петру Великому, да многие архитекторы не поддержали выбор. При этом оппоненты, выдвигавшие аргументом будущую оживлённость улицы, на том же месте желали видеть военно-исторический музей. Вопреки критике, уже на следующий год был объявлен конкурс для именно этого расположения.

В то время там оставался постамент памятника Петру, за ним зеленела липовая аллея и продолжалась за бульваром, узкий мост через канал смещал ось бульвара — пришлось расширять, сносить, рубить. Поначалу мелькали предложения из соображений экономии использовать остатки старого монумента, но всерьёз их не воспринимали. Разумеется, до основания его не разобрали, но сохранилась лишь глубоко подземная часть.

Ещё один вопрос — денежный. Страна разрушена войной, а в столице сразу два дорогущих монумента строят — ясное дело, не все рады. Условия состязания 1923 года указывали: общая сумма не может превышать 300 000 латов, что отнюдь не было дёшево. Спустя два года президент Густавс Земгалс бросил клич: денег в бюджете нет, собираем с миру по нитке!

В 1927 году собрался относительно внепартийный Комитет памятника Свободы под руководством всё того же президента. Два года спустя началось действительное жертвование. Параллельно проходили лотереи, танцы, концерты и прочие благотворительные мероприятия. Сельчане были готовы дарить отёсанные камни, по призыву художников отмеченные своими инициалами — но этим энтузиазмом пренебрегли. Строительные леса обрастали рекламой. За шесть лет накопились три миллиона латов. Непривычно звучит, но деньги остались: памятник обошёлся в 2 381 370 латов и 74 сантима — остальные пошли на благоустройство Братского кладбища.

Третий вопрос, решаемый до начала строительства, — что строить? Сама идея возведения была одобрена премьером Мейеровицем ещё в 1921‑ом, пресса обещала простой гранитный обелиск к 18 ноября; одни только поиски формы затянулись на ближайшие девять лет. В следующем году состоялся конкурс, где Кабинет министров без ведома специалистов выбрал работу Эйженса Лаубе — классический двадцатисемиметровый обелиск. До банального классический. Пусть правительство уже вело с финнами переговоры о закупке тридцатиметрового куска гранита, 25 апреля 1923 года письмо 57 известных деятелей искусства внесло сомнения и в умах министров. 9 октября был объявлен свежий, неудачный, конкурс — и свежее название: «Памятник Свободы». Позднее было постановлено, что так может называться лишь один монумент в стране, остальным оставались имена наподобие «Памятник павшим в освободительных боях».

Следующее скульптурное соревнование, на этот раз закрытое, началось 18 марта 1925‑го. Кабинет министров склонялся в пользу проекта Карлиса Зале, но далеко процесс не пошёл. Более того, на пять лет наступило что‑то наподобие затишья. 15 октября 1929 года прошёл ещё один конкурс, на который злые языки агитировали не звать скульптора Братского кладбища Зале: с чего бы ему все сливки собирать? Назло завистникам, его сорокадвухметровый обелиск победил.

После разочарования в латвийских материалах у финнов заказали гранит, а у итальянца из Тиволи Луиджи Бантолини — травертин. Последний вроде бы годился для использования и в климате жёстче аппенинского, но при условии правильной просушки — а тот выгрузили в Таможенном саду неподалёку от Старого города и Даугавы, затем почти в прямом смысле ударил мороз, и травертин потрескался. Алфредс Андерсонс, председатель технической комиссии, шутил, что резать‑то его так или иначе следовало; у ответственных за доставку с чувством юмора стало довольно туго, когда три из двадцати одного блока не были приняты. Решили скульптуры выполнить в сером и красном граните, что исключило светлый-светлый образ памятника. Последствия проявились в будущем, и к стыку веков весь травертин пребывал в жутком состоянии.

В 1931 году, в День Независимости, прошла церемония закладки. Возле ещё целого постамента памятника Петру погребли медную капсулу с монетами, свежей прессой и Орденами Трёх звёзд — третьей и пятой степени. Играл оркестр, пели гимн, у Оперы палили пушки.

Для статуи требовалась бронза — впрочем, поразмыслив, решили использовать медь: дешевле и меньше материала требуется. В любом случае, латвийские мастера не годились, а шведские — вполне. Для начала гипсовую модель перевезли из Риги в Стокгольм, где в мастерской Рагнара Мирсмедена отлили медную копию, распилили и послали за море. Тут её по частям подняли на вершину обелиска и закрепили на каркасе. Остальные скульптуры Зале тоже делал в гипсе, в своей мастерской на современной Сатеклес 11, а потом уже на стройплощадке каменотёсы рубили гранит. Всё это время движение по Бривибас ни на день не закрывали.

Вопреки городскому фольклору, скульптура на вершине памятника никогда официально не звалась Милдой — в отношении монумента это имя тогда обычно звучало с иронией. Другая распространённая шутка, мол, памятники обычно ставят ушедшим, обыгрывалась и во времена строительства. Подобные комментарии вызывал вариант надписи «Tēvzemes Brīvībai»; что именно писать, министр обороны Янис Балодис решил лишь за день до открытия, и фразу «Tēvzemei un Brīvībai» рабочие тесали поздно вечером в огромной спешке.

Наутро было готово. 5°C, солнечно, без ветра. В субботу, 18 ноября 1935 года, помимо привычных празднеств по случаю Дня независимости, случилось ещё одно — открытие Памятника. Выступил президент Албертс Квиесис, и можно было срывать полотнище. Маленький ветерок попытался прижать его к монументу, но несколько мужчин из толпы помогли рабочим справиться, и публика узрела итог пятнадцатилетнего ожидания. Встал почётный караул, простоявший пять лет и вернувшийся 11 ноября 1992‑го.

Оставалось создать площадь — впрочем, на это власть махнула рукой. Никакие пропилеи и гранитные стены не появились, максимум — цветники, и те убрали в 1987‑ом. В конце 1937 года Строительная управа МВД предложила провести новые улицы от памятника. Одна должна была переходить в Торня, вторая бы заканчивалась на углу Театра. Столь трудоёмкое решение было тем более неприемлемо.

Войну памятник пережил спокойно, не считая гранаты, чуть попортившей подножье, и семи пуль, попавших в статую. Ещё одна «пуля» нацелилась на памятник после боёв. 29 сентября 1945 года местная компартия спросила Москву, не будет ли лучше восстановить памятник Петру. Тот, распиленный на пятнадцать частей, неплохо сохранился, и всё восстановление обошлось бы в 300 000 рублей. Оказавшаяся в Риге знаменитая скульптор Вера Мухина намекнула: памятник имеет высокую художественную ценность, да и народ будет возмущён. В начале пятидесятых из Москвы поступило предложение соответствующим образом пополнить спиоск памятников искусства всесоюзного значения, но местные вновь продемонстрировали неприязнь к предыдущему режиму. Так или иначе, монумент выжил.

Более того, размножился. С 28 сентября по 18 ноября 1945 года бельгийском Зедельгеме латышские военнопленные на территории лагеря соорудили двухметровый макет памятника. Созидание началось в цементе, но тот не подошёл — стали использовать всё, что попадалось под руку. Вскоре он попал в столицу и затерялся; возможно — в Музее Брюсселя.

В Риге тем временем от грязи и транспортных вибраций памятник испытывал явный дискомфорт. В 1962 году случилась первая масштабная мойка памятника, в 1980—1981 годах неожиданно была проведена частичная реставрация. Одним из существенных условий было невосстановление позолоты звёзд, которое всё‑таки состоялось. ЦК Партии на следующее утро пыталось выяснить, кто именно ослушался, но так и не узнало. В 1990‑ом избавились и от транспорта — частично; полностью движение у подножья замерло год спустя.

13 июня 1998 года собрался Фонд восстановления Памятника Свободы. 10 ноября начался сбор пожертвований, в августе следующего года у подножья открылся киоск пожертвований. На зиму, после завершения первой фазы работ, киоск закрылся и вновь начал работу в апреле. 1 мая 2000‑го пошёл сбор денег и в Интернете. Призыв жертвовать звучал и со стен одного из рижских трамваев. Продавались сувениры, проходили благотворительные акции. 9 ноября 2001 года монумент был совершенно приведен в приличный вид, хотя торжества окончания реставрации прошли уже 24 июля.

А разговоры о необходимости завершения ансамбля по‑прежнему периодически попадают на страницы газет.

56° 57' 5" N 24° 67' 5" E