Шведский король Густав II Адольф, завоевав Ригу в 1621 году, решил прогнать из города всех католиков, заставить их отдать лютеранам все храмы и не возвращаться. Сто лет так и было, но в 1721 году Пётр Первый приказал выделить им одно место для служб. Магистрат повиновался — что ещё оставалось делать — и выделил старый деревянный домик возле свалки мусора за палисадами. Но теперь они были довольны и этим, поэтому, построив небольшую капеллу, там молились вплоть до конца XIX века. Её остатки до сих пор видны за зданием по адресу Католю, 14 — католическим госпиталем, памятником архитектуры классицизма. В основном, рижскими католиками занимались францисканцы, поэтому нетрудно объяснить выбор покровителя церкви.

Возле церкви открыли кладбище, единственное в Риге, предназначенное для этой конфессии, просуществовало оно до 1879 года. За это время успел скончаться приехавший в Ригу в гости к дочери, примадонне рижского театра, известный немецкий композитор Конрадин Крейцер — это случилось в 1849 году. Первоначальное надгробие — белый мраморный крест — не сохранилось, поскольку в 1913 году скульптор О. Ферст создал новое — два камня друг на друге, сверху ещё один пирамидальной формы, увенчанный крестом. На камне находится медальон с портретом композитора, а на кресте находится надпись «Conradin Kreuzer».

Рига 1889 года уже не была так стеснена религиозными рамками, католицизм пробрался даже в старую часть города в лице церкви Скорбящей Богоматери, поэтому не было препятствий возводить современный, большой и солидный костёл. Работу над проектом поручили инженеру Флориану фон Вигановскому. Вскоре возвели стены, провели центральное отопление, рижский мастер Габленц выковал всё, что требовалось, художники написали картины для алтаря (одну — автора Якоба Миттенлейтера — нашли с 1795 года), и церковь можно было освящать, что и сделали в 1892 году.

Алтарь в саду поставили в 1929 году, после открытия верующие прошли торжественным шествием по улицам Риги.

Долгая история Католической семинарии в Латвии с конца Второй Мировой войны продолжалась возле церкви свтого Франциска. Сначала она работала в доме №14 по улице Католю, но его вдруг в 1951 году национализировали для нужд 61-ого детского сада. Для учёбы выделили соседний приходской дом №16, но и его спустя десять лет забрало государство, оставив семинарии только 230 м², не занятых 36‑ым домоуправлением. Было очевидно, что помещений не хватает, хотя после 1977 года рижская семинария получила статус всесоюзной и право принимать учащихся из всех республик, кроме Литвы, где подобное учебное заведение уже работало в Каунасе. Расширение начали с реконструкции старого сарая, получив 613 м². Затем (1988-1992) построили и новый корпус, где появилась и единственное в Риге культовое помещение, построенное при советской власти — небольшая часовенка.

То кладбище, о котором речь шла в начале статьи, ныне большинство рижан воспринимают как обыкновенный парк Миера, то есть Покоя, как напоминание о прежнем использовании территории. Между тем, ещё в 1908 году, при создании сада, садовнику Куфальдту напомнили о санитарных правилах, запрещавших на кладбищах какое‑либо строительство, а в том случае — кафе; с большими усилиями возвели домик сторожа. Увеселительные мероприятия вроде вечеров танцев или концертов тоже пресекались.

Пришедшему на смену Куфальдта Андрею Зейдаксу правила уже не мешали из-за истечения срока давности — ведь о кладбище вспоминали к 30‑ым годам ХХ века совсем немногие, зато им пришлись по душе эстрада на 5 000 слушателей, площадка для загара, песочница — каждому своё. После развлечения полезно подумать о смерти, решили проектировщики, и в 1927 году поставили скульптуру Рихарда Маурса «Memento mori».

Когда-то церковь святого Франциска была единственная, сохранившая традицию звонить три раза в день: на рассвете, в полдень и на закате, однако те, кто предпочитал утром выспаться, вынудили от первой части отказаться.

56° 56' 41" N 24° 81' 5" E

Сейчас этот участок потерял былую славу, и непросвещённые прохожие, прогуливаясь в начале улицы Калнциема, вряд ли узнают место бывшего Агенскалнского парка на углу улиц Какту и Калнциема. А ведь на рубеже XIX и XX веков сюда ездили на отдых обеспеченные рижане с другого берега Даугавы, и путеводители по городу не преминали упомянуть эту достопримечательность.

Началось всё с обыкновенного садика во дворе, который для личного пользования устроил городской врач Конрад фон Радецкий. В 1866 году его вдова продала землю и дом Михаилу Стуре, который с владением распрощался через десять лет в пользу Эрнста Адамсона. Но и у того оно продержалось недолго, и 2 ноября 1887 года Иоганн Георг Эберт стал хозяином дома и садика, а также нескольких соседних участков.

С него и началось превращение заурядного частного садика в место шумных развлечений. Сперва Эберт выстроил новое здание, где устроил «Агенскалнский ресторан», тир и кегельбан. Затем с другого берега, из ликивдированного концертного зала Шварца на улице Марияс, перевзли летний театр.

Последний пользовался особым успехом у публики. 10 октября 1897 года Эберт арендовал парк актёру Вильгельму Рикгофу, который прославил именно театр. В партере было 678 мест, стоивших от 30 копеек до 1 рубля. Спектакли по рабочим дням начинались в 20:15, по воскресениям в 19:15, иногда давали и дневной спектакль. В основном, ставили оперы, комедии или оперетты на немецком языке. Вход в парк изначально стоил 10 копеек, позже плату подняли до 15 копеек. Посетители театра прогуливались бесплатно.

Все эти прелести рижане вкушали до Первой Мировой войны, а после неё пострадавший сад не был восстановлен. Осенью 1914 года, когда все умы были заняты войной, деревянные строения загадочным образом сгорели: пожарные смогли лишь спасти соседние дома. В то время театр не работал, поскольку его последний арендатор Шпрехер был немецкоподданным, и за это его заранее выслали из империи. Считали, что ущерб от пожара составил двадцать тысяч рублей — но кого это тогда интересовало?

Вопреки всем коллизиям, на улице Калнциема у дома №9 растёт вековой дуб, повидавший как и расцвет парка, так и его закат.

56° 56' 46" N 24° 45' 5" E

Посреди Ильгюциемса возвышается гора Дзегужкалнс высотой в 28 метров над морской гладью — наивысшая точка Риги.

В 1547 году на её вершине жил некий Мартиньш Дзегузе, от которого и пошло название. В середине XVII века туда зачастили сектанты, давшие ещё одно имя — «Lämmberg», гора Ягнат, символизировавших смирение.

Примерно тогда дом исчез, и его место заняло кладбище, сначала солдатское, для умерших в лазарете неподалёку. Считается, что обычных людей начали там хоронить после эпидемии холеры в 1831 году, и такое массовое захоронение никем не ухаживалось. С 1845 года магистрат приставил к нему сторожа и начал вести список умерших, после образования прихода церкви святого Мартина эти обязанности перешли к нему, и он их добросовестно выполнял. В 1865 году для него построили домик, потом обнесли забором большую территорию, в том числе присоединённую, а пять лет спустя получилась и часовня. Начиная с 1875 года на Дзегужкалнском кладбище полагалось место и для неимущих христиан, часть кладбища предназначалсь для рабочих многочисленных заводов Ильгюциемса.

Вскоре, 8 сентября 1906 года, городская дума получила просьбу кладбище закрыть: оно было заполнено, и гораздо целесообразнее было расширить парк, который уже начал складываться по соседству. Год спустя просьбу удоволетворили.

Ещё в 1893 году было подмечено, что в окрестностях нет ни одного сада. Для его создания рабочие окрестных заводов пожертвовали 430 рублей, остальное выделил город. Георг Куфальдт разработал новый проект, за реализацию принялись в 1900‑ом и справились за семь лет. Ради сохранения влажности почвы усердно брали грунт со Спилвских лугов и не жалели торф. На вершине появился небольшой кофейный павильон, у подножья на эстраде выступал военный оркестр. Инженеры спроектировали так и не состоявшийся водопровод. Стало уютно, полюбоваться видом с горы люди приезжали даже из центра: на башню церкви святого Петра ещё не пускали, да других обзорных точек не было.

В тридцатых, как и большинство куфальдтовских творений в Риге, Дзегужкалнс перечертил Андрейс Зейдакс. Выросли карусели, новая эстрада. Теперь вид уже не тот, но парк всё равно почитаем рижанами, по крайней мере местными.

56° 57' 41" N 24° 40' 6" E

В 1710 году графу Шереметьеву торжественно, хотя и разочарованно, поднесли золотые ключи от Риги, и с тех пор Рига находилась на территории России. Со временем понадобилось как-то отметить двухсотлетний юбилей этого события, и 30 апреля 1909 года Рижская дума согласилась с предложением главного садовника города Георга Куфальдта на бывшей эспланаде Коброншанца создать парк и выделила 400 000 рублей на это полезное дело. Тот собрался создать в низинах парк для народа, а высокие места продать для строительства дорогих особняков. Но и низкие места не оставил для потопов, а приказал начать земляные работы, которые велись два года до 1912-ого.

Конечно, правда, что парк делали до 1915 года, но 200-летие присутствия в империи не могло быть отложено, поэтому царь Николай II посетил место в два часа дня 5 июля 1910 года и посадил 20-летний дуб, три великие княжны посадили по 15-летним дубкам возле дамбы Ранькя, у Агенскалнского залива. Все саженцы взяли из теплиц близ Царского сада, ныне сада Виестура, а серебряные лопата и тачка с землёй позаимствовали из музея — они уже служили генерал-губернатору Александру Суворову, когда тот строил Риго-Динабургскую желеную дорогу. Деревья не пощадили вандалы в 1919 году, когда Латвия была в руках большевиков.

Царь уехал, но работы продолжались. В 1911 году построили стадион, который и ныне сохранен и именуется «Аркадия», в 1913 году сделали дорожки и, наконец, в 1915 году устроили липовую аллею возле бульвара Узварас. На все работы истратили 200 149 рублей, но тщетно — во время Первой Мировой там устроили огороды.

После войны начали восстанавливать, огороды из парка попросили, и начали думать, что же делать с пространством, гордо переименованное из Петровского парка в Парк Победы. Сначала силами безработных территорию подняли, но потом долго ничего не смогли сделать, затем в 1930‑ых устроили большую площадку для народных гуляний, но планы Карлиса Улманиса были огромными: создать праздничную площадь на 200 000 человек, стадион на 25 000, дворец съездов и спорта на 10 000, но главное: чтобы комплекс превзошёл по размерам Берлинский олимпийский комплекс. Помимо прочего, предусмотрен был и какой-либо мемориал. Конкурс объявили в 1938‑ом, закон о постройке этого монументализма приняли в 1936‑ом. Кстати, теперь территория называлась не парком, а площадью Узварас — Победы.

Война помешала планам, но никто не забывал о них: идея об эффектном завершении бульвара Узварас и застройке площадки всё время витала в умах архитекторов-монументалистов. Что поделаешь, не оставлять же огороды, которые опять стихийно возникли во время войны. Их убрали в 1950 году.

Война в парке отметилась не только огородами: в 1944 году там были повешены главари рижских нацистов. Ночью у них украли одежду.

1961 год ознаменован в истории СССР XXII конгрессом Партии. В связи с таким значительным событием парк переименовали вновь, и теперь он был уже не просто Парком Победы, а Парком имени XXII Конгресса КПСС. Но это ему пошло только на пользу, ведь место с таким ярким названием не могло быть запущенным, поэтому в 1963 году был готов проект реконструкции. Авторы (архитекторы В. Апситис, В. Дорофеев, Э. Фогелис, дендролог К. Баронс) предлагали объединить три части парка, разделённые улицами Слокас и Бариню, и движение обвести вокруг, по новой магистрали. Помимо этого, предусматривалось строительство опять-таки стадиона на 5 000 человек, басеинов, террасс, павильонов, детских площадок, и далее в том же духе. На самом же деле появился только сам парк с очередными памятными деревьями; был конкурс на строительство выставочного зала, в котором победил проект А. и В. Рейнфельдов, но деньги на строительство в бюджете так и не обнаружились.

Однако через пару десятилетий произошло четвёртое перенаименование: место опять стало Парком Победы. В частности, это название было оправдано тем, что на оси бульвара Узварас, долгое время незанятой, появился монумент, посвящённый победе над фашизмом.

Памятник войнам Советской Армии - освободителям Советской Латвии и Риги от немецко-фашистких захватчиков — так официально называется Памятник Победы — построили в 1985 году (скульпторы Л. Буковский и А. Гулбис, архитекторы Э. Балиньш, Э. Вецумниекс, инженеры Г. Бейтиньш, Х. Лацис). Так говорится в энциклопедии «Рига» (1989, Рига, Главная редакция энциклопедий) о его языке символов:

Основной идейный замысел памятника выражает 79-метровый обелиск, в разрезе представляющий пятиконечную звезду; пять её лучей символизируют пять лет героической борьбы. В завершающей части обелиска лучи образуют спираль, символизирующую неотвратимость победы. Облицованное серым и розовым гранитом подножие памятника образует правильный треугольник и состоит из трёх разновысоких платформ. На первой, более высокой платформе расположены трибуны, боковые платформы служат пьедесталами для скульптур «Родина-мать» и «Войны-освободители». За постаментом расположен декоративный бассейн с небольшим каскадом.

Таким образом, спустя около 70 лет, идея Куфальдта о небольшом павильоне, завершающем бульвар, превратилась в неоднозначно воспринимаемый многометровый обелиск. Парк Победы до сих пор не готов, то и дело его норовят застроить чем‑то «полезным». В начале 2000-ых были слышны речи о создании Норчепингского парка между улицей Слокас и Ранькя дамбис, да быстро поутихли.

56° 56' 16" N 24° 52' 3" E

Пётр Первый, как уже говорилось в статье про Саркандаугаву, желал создать в упомянутой местности вторую Ригу. Для этого было много чего предпринято, в том числе под руководством Александра Меншикова был построен шанец «Александровские высоты» и разбит сад для народа. Это решение приняли в 1710 году, а через двенадцать лет всё уже было готово.

Шанец был невелик, простоял недолго и в баталиях не участвовал, поэтому распространяться о нём не буду. На его остатках — небольшом холмике — ныне расположилось кладбище. Гораздо более интересный след в истории Риги оставил сад, поэтому о нём и поведаю.

Для начала переселили местных крестьян — Пуриньшей и братьев Пампавов, — таким образом, территория заметно увеличилась. По распоряжениям генерал-губернатора Никиты Репнина из Голландии привезли кирпичи, а садовники с военными неоднократно отправлялись в окрестности Риги, на берега Даугавы и Айвиексте, доставив силами крепостных в общей сложности 30 450 деревьев. Вероятно, их сажали не только на этом маленькем кусочке земли, где бы они не поместились даже при большом желании и невиданной сноровке садовников, а и на территориях вплоть до самого города вдоль нынешней улицы Дунтес. В самом саду устроили красивые беседки и фонтаны, для царя начали строить дворец — закончили ли, вопрос спорный.

По Выгонной дамбе (Ganību dambis) провели прекрасную ивовую аллею, прогулка по которой тогда считалась отличным времяпрепровождением.

Авторство регулярного стиля проекта предписывают и самому царю, но ему предписывают столько творений, что это уже перешло в разряд легенд, в достоверности которых можно сомневаться. Достоверно известен другой проектировщик – П. Йонштейн.

Сам Пётр увидел парк только однажды — в 1723 году. После смерти правителя за садом ещё какое‑то время ухаживали, но вскоре он потерял популярность, и совершать моцион во Втором Царском саду даже в середине XVIII века было уже не столь модно, как в начале столетия. Он зарос, немногие здания постепенно обветшали — в общем, рижане позабыли о том прекрасном месте.

Свою роковую роль сыграла и Даугава: в 1729 году она наводнением смыла почти всё, что построили и посадили до того. Шанец отстраивать не было смысла, да и сад восстанавливали без особого рвения. Единственным нововведением, которое ему ещё предстояло увидеть, стали оранжереи герцога Эрнста Иоганна Бирона, перевезённые туда в 1741 году.

Так сложилось, что романтические прогулки вскоре после открытия сада сменились гораздо более прозаичным, хотя и не менее полезным занятием: с 1750 года уходом за больными в лазарете, а потом — лечением душевнобольных.

Дело было так. С 10 по 12‑ое сентября 1819 года в Риге гостил император Александр II. В числе прочего, он заглянул в бараки для умалишённых в Цитадели — ясное дело, такой объект в официальной программе не значился. Увиденное его очень неприятно поразило: немытые, полураздетые и страшно дикие люди с кандалами на ногах то мычат, то бросаются на стену или товарищей, и, что самое главное, никому до них нет никакого дела, ведь сумасшедсшие по тогдашним представлениям являлись не больными, а шуточками чёрта или чем‑то подобным!

С такого неприятного визита началась современная психиатрия во всей России, потому что в том же году генерал-губернатор Филипп Паулуччи повелел основать первые в стране благотворительные учреждения такого рода на месте бывшего Второго Царского сада. Царь подарил для этих нужд землю под строительство «Богоугодного заведения на Александровских высотах».

Сохранившиеся поныне здания в стиле ампир проектировал архитектор Х. Ф. Брейткрейц, а надзор за строительством поручили купцу Карлу Фридриху Боргаупту, который свои обязанности передал мастеру И. Д. Готфриду. Из-за такой несуразицы работы тянулись медленнно и некачественно и закончились лишь через пять лет. Лечебница открылась 21 сентября 1824 года, тогда же закрылась её предшественница — больница в Цитадели. Главой заведения назначили известного медика тех лет Отто Хуна.

Открывая больницу, действительно сумасшедшим выделили только 52 места из 221. Остальные занимали больные венерическими болезнями (15), немощные (42), осуждённые на принудительные работы (42) и перевоспитываемые (72). Вскоре предусмотренные для душевнобольных 52 места были заняты, и требовалось строить новое здание, что и сделали в 1835 году, и с тех пор оно носит название главного корпуса. Во время Второй Мировой войны венерическое отделение перенесли в 1-ую городскую больницу, перевоспитывать перестали в 1865 году, а ещё через 15 лет прекратили существование и два предпоследних отделения.

Лечили всех независимо от социальной принадлежности, некоторых за плату, а неспособных её внести врачевали бесплатно, иногда помогали различные благотворительные общества и волостные управы.

С одной стороны, кое‑какие нововведения наблюдались: устав предписывал соблюдать чистоту, любезно обращаться с больными и не бить их. Всё же сторожей набирали из преступников и бродяг, единственным требованием к которым было наличие большой силы для защиты от больных, а питание, что тогда считали важнейшим фактором лечения, было однообразно и производилось один раз в день. Словом, далеко не всё улучшилось со времён визита государя, но кандалы уже не полагали лекарством от сумасбродства и поменяли методы борьбы с болезнями.

В середине ХIХ века в Риге начали открываться частные клиники и приюты, значительно потеснившие больницу на Александровских высотах. Но, видимо, нуждавшихся в лечении было так много, что в 30‑ых годах она уже была переполнена. Советская власть первым делом объединила под названием «1-ой психоневрологической больницы» в старых стенах все те клиники, затем выпустила больных из смирительных рубашек. В 1947 году основали психоневрологический диспансер, а с 1966 года десять лет занимались строительством и реконструкцией.

56° 59' 39" N 24° 72' 4" E

Средневековая Рига испытывала огромную потребность в воде, но та, которую горожане получали, здравомыслящими бюргерами вряд ли могла быть названа питьевой, посему у тех в почёте было пиво: оно потреблялось весьма и весьма обильно. Даже в XIX веке ситуация не поправилась, но, пожалуй, не по этой причине в 1865 году появилась пивоварня «Waldschlößchen» в Саркандаугаве — просто спрос на продукцию оставался.

Основал производство баварский пивовар по имени Иоганн Даудер. Дела шли, как и предполагалось, неплохо — в 1906 году в стенах предприятия даже прошёл конгресс европейских братьев по цеху. Но это было уже при господине Бюнгнере: он купил «Waldschlößchen» в 1880‑ых.

При нём же был устроен парк, проект которого обдумывал главный садовник города Георг Куфальдт. Последний распорядился навезти много песка и подправить рельеф, а на вершину поставить «средневековые развалины»: там предполагалось потреблять продукцию завода в соответствующей обстановке атмосфере.

Законы Империи предписывали при заводах строить виллу для владельца, новый владелец этим также занялся. Построенная по проекту архитектора Хаусерманна и инженера Зейберлиха в стиле эклектики, от лесов она была освобождена к 1898 году. И вид её не был скромным: чего стоит лифт с ореховой отделкой в здании, в котором всего-то три этажа. Там господин хозяин жил довольно долго, но дела у предприятия шли слишком хорошо, и это настораживало.

Дело вот в чём: в 1928 году шесть крупнейших пивоварен страны, в том числе и «Waldschlößchen», объединились в мощную картель, которая принялась монополизировать рынок. В этом она преуспела, но в конце 1936 года Латвийский Кредитный банк купил заводы «Tanheizers», «Iļğuciems» и «Waldschlößchen», сделал на их базе акционерное общество «Aldaris» и положил конец безобразию.

Некому было больше жить в вилле, оттого банк подарил её президенту Карлису Улманису. Хотя Вождь и полюбил летнюю резиденцию, но чего-то очень опасался, раз не ограничился отведением для телохранителей всего третьего этажа, а даже построил для них отдельное здание на углу Загеру и Слиежу; помимо того, в 1937 году поблизости появились два газовых убежища.

Были и иного характера нововведения: возле пруда соорудили купальню, там же поставили три теплицы и провели к ним трубы, а в саду прижились семь косуль и даже лось. Интерьеры развалин оформили в латышском стиле, на втором этаже поставили два камина и приставили снаружи лестницу, от которой сейчас лишь две верхние ступеньки целы. Сегодняшние жалюзи на окнах дома — тоже наследие тех лет. Резиденцию назвали «Dauderi» — по близлежащему острову на Даугаве, а откуда этот топоним, думаю, внимательному читателю ясно.

Одна версия утверждает, что фашисты, захватив Ригу, разместили в здании штаб своей ПВО. При Советской власти там был детский сад, потом, после 1965 года — склады, дегустационные залы, а потом виллу присмотрела Партия для создания чего-то секретного и репрезентационного. Доподлинно известно, что в 1987 году Исполком Совета народных депутатов Октябрьского района Риги собирался создать в вилле ЗАГС, но сулчилось другое.

В ФРГ тем временем жил Гатис Граудиньш, интересовавшийся всем, связанным с довоенной Латвией. В 1970 году он открыл небольшой музей в городе Детмолде, и хотел уж было его расширять, но статус архитектурного памятника не допускал перемены в доме. Тогда, в 1986‑ом, он отыскал дом в Гретеме, в саду которого и собрался строить новое здание, но узнал про перемены на исторической родине. Три года спустя начались разговоры с министром культуры Раймондсом Паулсом, приведшие к передаче «Dauderi» минкульту, реставрации виллы по проекту Майи Менгеле и открытию одноимённого музея 27 июня 1990 года.

А развалины… Риторический вопрос напрашивается — зачем строить искусственные развалины, если они крушатся сами по себе: отчёты с 1973 года кричат об их не лучшем состоянии? Пожалуй, он навеки останется риторическим.

57° 24' 0" N 24° 74' 1" E

http://foto.inbox.lv/alteriga/… — коллекция старинных этикеток продукции пивоварни «Waldschlößchen», предшественницы «Aldaris»-а

В незапамятном 1257 году цистерианский орден получил усадьбу Klein Jungfernhof, в латышском варианте Мазьюмправмуйжа, она же усадьба Блюменталь. К 1596 году владельцем усадьбы числился заведующий портом Андреас Кое, в 1636‑ом её купил город.

Примерно тогда появился трактир, что нельзя назвать нелогичным, ведь расположение на пути в Первопрестольную было слишком выгодным обстоятельством, чтобы его игнорировать. У трактира возник регулярной планировки сад — один из первых в Риге наряду с садом Виестура.

В XIX веке местным нравилось отдыхать в этом саду. Видимо, настолько, что во избежание беспорядков ресторан пришлось закрыть — а затем наступило и общее забвение. Садовая управа, конечно, поддерживала сад более менее в порядке, но былого веселья не было. Поэтому с 1 июля 1888 года его всё‑таки сдали в аренду Рижскому латышскому обществу взаимопомощи сроком на 12 лет. Последнее обещало порядок, имело право открыть ресторан и дважды в месяц в период с 1 мая по 1 октября закрывать сад.

После окончания договора в права владельца вновь вступила Садовая управа, и тут же, в 1901 году, на соседнем участке произошёл пожар, от которого пострадала половина сада. По проекту главного садовника Георга Куфальдта вернули приличный вид, но теперь была другая напасть: владельцы перестали торговать спиртным.

В 1911—1914 годах посетителей довольно успешно привлекали бесплатными концертами по выходым. Продолжились они и после войны, когда в 1927—1928 году, после проведённой Андрейсом Зейдаксом реконструкции, вновь появилась эстрада.

Потом Зейдакс принялся содавать неподалёку Московский сад, а до тех пор форштадтцы звали Коюсальский сад и этим именем. Было в ходу также совсем прозаическое «Свиной сад», которым в 1924 году свой очерк озаглавил журналист Борис Поморский:

… По старой традиции, ведущейся чуть ли не с тех далёких времён, когда вековые деревья парка были ещё совсем молоденькими, здесь несколько раз в лето, в воскресные дни, устраивались народные гуляния, собирающие почти исключительно русскую публику… Они своеобразны, эти гулянья, … здесь всё дело сводится главным образом к танцам… Из прочих развлечений в парке имеются только: мороженщик, фотограф и, конечно, буфет со спиртными напитками… Но центр гулянья, конечно, площадка для танцев… Скверно становится зедсь только под самый вечер. Чего греха таить? На форштадте, как и всюду к вечеру праздничного дня, появляются лица, которым следовало бы меньше пить. Иногда не обходится дело без скандалов и вмешательства полиции. Но всё-таки глубоко неправы те, кто помня довоенные времена, считает всякий форштадский праздник неизбежно связанным со скандалом…

Следует уверенный, оптимистический конец:

… Форштадт прогрессирует не только в области модных танцев.

56° 55' 59" N 24° 93' 0" E

В XIX веке у новообразовавшейся латышской интеллигенции появился интерес проснулся интерес к культуре своего народа, в лифляндской столице ему способствовала деятельность Рижского Латышского общества. Именно оно серьёзнее всех восприняло проведение в городе X Всесроссийского конгресса археологов в 1896 году: устроило выставку за теперешним Национальным театром. Собственно, это и был первый в Риге этнографический музей под открытым небом — проработавший всего месяц, весь август.

Восемь экспедиций собирали материалы: дары природы, творчество, предметы, картины, фотографии, модели больших вещей, такие как дома в масштабе 1:12 и некоторые орудия труда в 1 к 3. Некий курземский крестьянин прислал собственное изобретение — модернизированное устройство для сева. В другом отделе за 10 копеек продавали каталог из двух сотен описаний целебных трав. В целом, экспозиция состояла из главного здания, красивого садика, музыкального павильона, театральной площадки для сценок из жизни народа. И три настоящих дома. Часть выставки отвели эстонцам, у них материалы сводились, в основном, лишь к одежде и изображениям людей, тем не менее, эти темы были отражены достаточно полно. Действо, обошедшееся в 20 000 рублей, привлекло множество посетителей и легко окупилось.

Потому в определённых кругах всё отчетливее прорисовывалось желание обогатить город солидным Латышским музеем. Сначала эти мысли звучали лишь в упомянутом Обществе, после организованной же в 1909 году Рижским обществом архитекторов экскурсии в Стокгольм к нему присоединилось ещё одно. Вероятно, там зодчие посетили Скансен, пионер музеев под открытым небом, и 10 марта следующего года провели собрание, посвящённое созданию аналога в Риге. Сошлись, что и здесь нельзя обойти вниманием северных соседей; городские власти вроде как были готовы выделить землю в Царском лесу, он же Межапаркс.

Минули два года, и в 1912‑ом те же организации объявили уже конкурс, в условиях которого не было ничего скансенообразного: требовалось монументальное здание на месте выставки. Победил архитектор Эйженс Лаубе с внушительного вида зданием неоклассического стиля, но, как и большинству больших проектов, этому помешала война.

После неё профессор Паулс Кундзиньш вновь поднял вопрос о создании Этнографического музея — под открытым небом. Идею одобрили в 1924‑ом, первые постройки, — Видземское подворье, — обосновались на лесистом берегу озера Юглас в 1928 году, когда государство выделило для этого замысла 58,23 га земли, а посетителей к ним подпустили только в 1932 году. Хоть он и не был первым в Европе, многие подобные музеи в близких и далёких странах открылись уже после нашего и по его примеру. С тех пор количество построек только растёт, и сейчас их уже более сотни, да и прочих экспонатов немало — около ста тысяч.

Но задолго до привезённой деревенской старины у входа в музей появился ансамбль более городского вида — усадьба Буэнавентура (Баложи), точно существовавшая к 1545 году, когда владельцем числился некто Лоренц Октен. С того времени, конечно, ничего не сохранилось; следующий хозяин, Буэнавентура Мюллер, властвовал с 1625 года и своим именем обеспечил одно из наименований поместья. Другое же название исходит от Яниса Балодиса, принявшегося за управление усадьбой в 1780 году. Так один комплекс получил два равноценных названия.

Последний владелец, барон фон Вульф, полчуил вожжи правления в 1823 году и оставил более материальное свидетельство о своём пребывании на берегу Юглского озера: все здания, за исключением одного, ещё в 1937 году перемещённого в музей. При нём же Г. А. Бертель арендовал части усдьбы, где производил и уксус, и хлеб, и спирт, и померанцевое масло, а также приторговывал водкой. Для работников фабрикант возвёл несколько жилых домов, а комнаты в усадьбе летом сдавал дачникам.

Затем случилась аграрная реформа, усадьбой завладело Адажское лесничество, а предприятию «Ķimeņi» досталась часть земель. Лесной департамент в 1920 году дополнил Баложи ещё одним домом для собственных нужд, и комфортно в ней себя чувствовал до 1946 года, когда его попросили освободить помещения для русской восьмилетней школы. Той на замену в 1975‑ом пришла уже администрация этнографического музея с архивом, и это обеспечило постройкам приемлимое состояние ныне.

56° 59' 39" N 24° 16' 9" E

http://www.muzejs.lv/ — официальный сайт музея

Проще говоря, лес в Межапарке

Около 1887 года Георг Куфальдт мечтал о лесопарке рядом с будущей товарной станцией, но та ещё не была толком спроектирована, и не было от чего отталкиваться. В 1898‑ом появилось другое предложение: между Мюльграбенской железной дорогой и озером.

А тут как раз семисотлетие, и можно позволить себе неплохие подарки: город-сад планировался на юге Царского леса — нынешнего Межапарка, — а на севере, как раз в предложенном месте, можно оставить лес и лишь подправить его для приятных прогулок на средства, полученные от продажи земли под виллы. Туда нагрянули рабочие с лопатами, чуть разнообразили посадки лиственными, создали сохранившиеся доныне дороги, и к 1909 году городской лес был готов. Этого хватило на ближайшие сорок лет.

21 декабря 1949-го на чертежах архитектора Евгения Васильева были поставлены все необходимые подписи, чтобы после небольшого обсуждения можно было приниматься за реализацию «Парка Культуры и Отдыха», посвящённого, согласно тексту на первой странице проекта, семидесятилетию товарища Сталина.

Правда, уже до того кипела работа: на первых стадиях субботники здесь собрали 52 000 человек. В 1949‑ом асфальтировали главную аллею и украсили её поставленными на высокий постамент фонарями конца XIX века из центра Риги, сменившими газовое освещение на электроток; возвели лодочную станцию, киоски, читальню, открытый (Зелёный) театр; 1950-ый пополнил этот набор пристанью, кинотеатром на 350 мест, кафе, парашютной вышкой и детским городком. К тому времени, точнее, к десятилетию вхождения Латвии в состав СССР, видоизменённый лесопарк можно было открывать публично.

Но самые значительные сооружения — Большая эстрада и Выставка достижений народного хозяйства — ещё оставались в будущем. Первую, рассчитанную на 15 000 исполнителей и вдвое большее число слушателей, завершили к 1955 году по замыслам архитекторов Владимира Шнитникова и Гунты Ирбите, там же в 1957 году разместилась и ВДНХ. С 1960 по 1965 годы она обзавелась собственными павильонами и танцевальным павильоном на две с половиной тысячи человек. Кстати, в одном году с эстрадой открылась и детская железная дорога.

В День Победы 1965 года на берегу Кишезерса обелиском обозначили место, где высадились освободители Риги на исходе 1944 года — подобный стоит и в Яунциемсе.

Через два года в городе появился и другой памятник, которому никак не находилось место: скульптура литовского скульптора Роберта Антиньша «Игрок на кокле и дети». Поначалу она-таки обрела пристанище на Замковой площади, но хулиганам понадобилось её свалить, и творение отвезли на склады комбината "Māksla" в Чиекуркалнсе на улице Гауяс, откуда оно отправилсь уже ко входу в лесопарк, где монумент открыли 9 мая 1999 года.

Тем временем, в 70‑ых в парке открылись филиал «Детского мира» и несколько заведений общепита.

57° 69' 0" N 24° 87' 3" E

http://www.dzd-ussr.ru/towns/r… — рижская детская железная дорога, канувшая в Лету

Первые зверинцы Европы появились уже в XVIII веке. Сначала это были закрытые научные учреждения, но когда оказалось, что животные интересуют и простую публику, то их ворота открылись и для народа. К началу ХХ века и в стремительно развивающейся Риге нашлись энтузиасты, готовые открыть зоосад в родном городе, тем более, что выступления заезжих зверинцев всегда собирали полные залы.

Ещё ранее, в 1870 году, звучала подобная инициатива с упоминанием Царского сада — но и место оказалось неудачно выбранным, и финансы не позволяли. Так что продвинулось дело только к началу века.

Просьбу о получении земли на берегу Кишезерса Рижская дума получила в 1907 году, сочла её небезосновательной и позднее удовлетворила. Таким образом, с 11 апреля 1911 года землю арендовало общество «Рижский Зоологический сад», основанное 29 сентября 1908 года. Официальное открытие состоялось 14 октября 1912 года, когда перед посетителями предстали 267 животных 88 видов, в основном, обитавших на территории Империи; впрочем, первые посетители наслаждались ещё до открытия.

Сад быстро рос благодаря щедрому финансированию со стороны Рижской думы, различных фирм и генерал-губернатора Лифляндии. Считалось хорошим тоном, возвращаясь из зарубежным путешествий или получив их иным образом, привозить животных для зоопарка — так, например, царь Николай II подарил двух зубров, В. Зиринг передал индийскую слониху Мери, а Петерсон и Рейнвальд — слона Иома (на фотографии). За 1914 год было подарено 538 животных. Если сначала предполагалось образовать коллекцию местной фауны, то после таких подарков зоопарк стал всё больше походить на аналогичные заведения Европы, где содержалось много экзотических зверей.

Дома для животных нового и самого современного зоопарка в России тоже шли в ногу со временем: все они, построенные на деньги щедрых благотворителей, были просторны и удобны, во всяком случае, насколько это представляется людям. Увы, после Первой Мировой войны только помещения и остались: всех зверей увезли либо в Кенигсберг, либо в зверинец Хагенбека под Гамбургом. Ещё до этого семерых работников забрали на фронт, количество посетителей резко упало, в сентябре 1915 года было закрыто трамвайное сообщение с центром, а дотации от городской думы сошли на нет.

Долгое время зоопарка в Риге не было, на его территории с 1921 года отдел Социального обеспечения устраивал летние лагеря для детей из бедных семей. К началу 30‑ых Рига уже пережила неудобства послевоенного кризиса и могла начинать размеренную жизнь без лишних волнений. Министерство образования, Лесной департамент Министерства сельского хозяйства, профессора Латвийского университета и отдельные личности подняли вопрос о зверинце: дети — это, конечно, прекрасно, но и зоопарк нужно было восстанавливать, в первую очередь, для нужд науки. Первые мысли на этот счёт были высказаны в 1926‑ом, 2 ноября 1932 года вопрос был решён: надо!

24 сентября 1933 года на землю зверинца ступили посетители. Зоопарк возродился вдвое меньшим, чем основывался, — только 124 животных 48 видов, — но быстро рос и к началу 1938 года насчитывал уже 301 представителя 106 видов, появился и Лесной музей, который можно было осмотреть по тому же билету. Кстати, хотя открылся зверинец 24 сентября 1933 года, полностью территория перешла в руки общества «Латвийский зоологический сад» только через два года, до того совмещая и зверей, и детей.

После радостного возрождения вновь наступили смутные времена — Вторая Мировая война. Зоопарку пришлось заботиться уже не о пополнении коллекции, а об её сохранности. В этот раз повезло: все животные чудом не были эвакуированы, съедены, не сбежали и приняли первых посетителей вновь открытого зверинца 9 ноября 1944 года. Зоопарк, наоборот, начал расти — вскоре число особей достигло восьми сотен.

Зоосад продолжал развитие, приезжали новые животные, однако администрация была вынуждена теснить старых обитателей и делить вольеры. В конце концов, к 80‑ым ситуация стала невыносимой, что подтолкнуло к значительной реконструкции заведения с 1980 по 1985 год. Были построены новые жилища для медведей, кенгуру, яков, пушных зверьков. Продолжилось строительство и после восстановления независимости Латвии, например, в 2001 году открылось новое жилище для тропических обитателей зоосада. Ныне зоопарк участвует также в различных программах по сохранению редких животных.

57° 37' 0" N 24° 94' 2" E