На 16 метров относительно уровня моря возвышается в сосновых лесах Болдераи дюна, которая и до сих пор обходилась бы без названия, не будь истории изгнания Бермонта из Риги. Бойцы Латгальской дивизии в те дни расположили на холме командный пункт и 1 ноября 1919 года отправились в путь, через два дня начали яростно отбивать ещё одну важную позицию — Судрабкалниньш в нынешней Иманте — и за одну декаду до 11-го числа одолели противника, тем самым заняв город.
Прошли два года, и к двадцатилетию выхода войск памятником украсили и Бумбу калнс. Понимая, что место не располагает к популрности творения, автор Артурс Галиндомс поставил лишь непритязательный гранитный куб и бронзовую табличку с не менее традиционным текстом, гласившим, что: «С этого места командир Латгальской дивизии генерал Беркис вёл атаку дивизии 1 ноября 1919 года ради освобождения столицы Риги от врагов».
По другой традиции, советский строй вскоре после своего полного установления на территории Латвии убрал памятник: блоки раскидали по сторонам света, и табличку выбросили куда-то в сторону. И столь же логично, что с Атмодой память о бойцах восстановили — благо, что вскоре после разрушения три камня из четырёх, а также табличку подобрал хозяин близлежащего хутора «Šmiti». 11 ноября 1989 года тукумский священник Алерс освятил староновый монумент. Но неведомые силы вновь потянулись лишить памятник таблички.
Шли Освободительные бои. 1 ноября 1919 года бойцы Латгальской дивизии покинули Бумбу калнс и отправились в путь, через два дня начали яростно отбивать ещё одну важную позицию — Судрабкалниньш в нынешней Иманте — и за одну декаду до 11-го числа одолели противника, тем самым заняв город.
В 1920 году 6-ой рижский пехотный полк почтил память павших товарищей и поставил на горке деревянный обелиск чёрного цвета с обычным текстом (на латышском, естественно): «В боях с 3 по 11 ноября 1919 года Рижский полк потерял 3 офицеров и 38 солдат убитыми, 11 офицеров и 284 солдат ранеными».
Но на фоне тернистой дороги к независимости столь скромная благодарность смотрелась нелепо, и решено было на месте решающей схватки поставить монументальное творение Карлиса Зале, уже к тому времени создавшего Памятник Свободы и Братское кладбище; зодчим назначили Эрнестса Шталбергса. Монумент, стоивший 34 800 латов, открыл глава государства Карлис Улманис 31 октября 1937 года.
Памятник леснику Петерису Купшу в болдерайских лесах
Кажется странным такое обилие памятников в глухом болдерайском лесу, но отметили там и местного героя — лесника Петериса Купша, посвятившего любимому делу пятьдесят лет жизни с 1935 по 1985 год.
Император Пётр Великий частенько заглядывал в наш город, обычно останавливаясь в окружении крепостных валов, а в марте 1721 года, в девятый свой визит в Ригу, выбрался на свежий воздух, к берегу Даугавы. Его Летний дворец стоял на самом берегу Даугавы, где сейчас улица Экспорта. Это было скромное деревянное зданьице барочного стиля, через полвека с лишним разобранное по ветхости, а до тех пор иногда использовавшееся летом генерал-губернаторами. Рядом тогда уже основали судоверфь для горожан и разбили сад — первый общественный сад Риги, названный Царским. Император хвалился перед польским послом в столице, что его рижский сад превзойдёт версальский.
Для этого Пётр по‑отечески заботился о своём детище. Деревья везли не только из лифляндских лесов, но и из Германии и Голландии: например, из Амстердама уже после смерти правителя направили апельсины и смоковницы. Выросли яблони, груши — все плоды полагалось отправлять в Петербург на варенье или просто к столу. Царь посадил вяз: в 1840 году его оградили, пень «именитого» дерева отметили в 1904 году, до 1972 года прожило само дерево. Архитектор Леблон проектировал парк, придавая ему регулярные черты и опоясывая прудами с четырёх сторон, которые отчасти сохранились, хотя и стали чище; в розариях росли розы, вода журчала из фонтанов. В целом Сад Его Величества в Предмостной крепости оставлял милое впечатление и с аллеей на Ганибу дамбис со Вторым Царским садом в конце полностью удовлетворял потребности рижан и заезжих знаменитостей: Екатерины Второй, прусского кронпринца Фридриха Вильгельма, Елизаветы Петровны…
Как было принято в те годы в парках, в саду часто играл военный оркестр, ставились спектакли и варьете, работали выставки, акробаты и атлеты показывали чудеса, а ночной воздух окрашивали фейерверки. В июне 1836 года парк огласил первый Балтийский праздник песни, с 26 по 29 июня 1873 года — уже первый Латышский праздник песни. По проекту зодчего Яниса Бауманиса построили и специальную эстраду на тысячу исполнителей и 11 000 слушателей, а сразу после праздника от лишнего строения избавились. Сто лет минуло — в честь важного события появились мемориальная стена с именами композиторов и внушительных размеров камень весом в 35 тонн (скульптор Лев Буковский, зодчий Гунарс Бауманис), а названием парка на время стало «Парк Праздника песни». 2 февраля 1892 года на льду пруда прошёл карнавал.
Но к концу XIX столетия молодые парки в самом центре обогнали ветерана по популярности, да и развлечения Взморья вошли в моду. Парки французского стиля к тому времени тоже безвозвратно устарели — пришлось звать садовника Георга Куфальдта, чтобы тот мастерской рукою в 1879 году остановил непомерно разросшиеся деревья и раздражавший порядок планировки. Нынешний вид саду придал его последователь Андрей Зейдакс уже после войны. Но тогда, с 1923 года, парк назывался уже в честь Виестурса — древнего земгальского правителя.
Ещё одно, малоизвестное, название парка продержалось совсем недолго в 1917‑ом. Когда Николай Второй отрёкся от престола, Царский сад в отместку назвали Демократическим. Очень скоро имя вернули.
А народ всё помнил про основателя: ведь и ныне сад часто называют Петровским. Власть и решила: раз уж здесь так русским духом пахнет, так почему бы не собрать здесь все имперские памятники, которым теперь места в городе не хватало. Подумывали над установкой памятника Петру Великому и Колонны Победы, но перевезли лишь Александровские ворота, единственную триумфальную арку Прибалтики, — в 1936‑ом.
Ныне парк затих: по человеческим меркам он давно уже на пенсии.
Новорожденное латвийское государство желало отметить своё появление памятником. Один, — Братское кладбище, — уже создавался с 1915 года; второму полагалось находиться ближе к людским толпам. Где — неизвестно, об этом следовало подумать.
Эспланада, тогда ещё занятый рынком берег Даугавы, Кливерсала, Петровский парк, вскоре получивший имя Победы, Замковая площадь, даже Кипсала, где он мог бы в роли маяка встречать корабли — противники смеялись, не лучше ли тогда сразу в Колке? Звучала Бастионка: высокое место должно было придавать торжественности. Уже в 1922‑ом Эйженс Лаубе набросал обелиск на нынеешнем месте, эвакуацией лишённом монумента Петру Великому, да многие архитекторы не поддержали выбор. При этом оппоненты, выдвигавшие аргументом будущую оживлённость улицы, на том же месте желали видеть военно-исторический музей. Вопреки критике, уже на следующий год был объявлен конкурс для именно этого расположения.
В то время там оставался постамент памятника Петру, за ним зеленела липовая аллея и продолжалась за бульваром, узкий мост через канал смещал ось бульвара — пришлось расширять, сносить, рубить. Поначалу мелькали предложения из соображений экономии использовать остатки старого монумента, но всерьёз их не воспринимали. Разумеется, до основания его не разобрали, но сохранилась лишь глубоко подземная часть.
1924 год. Конкурсный проект Карлиса Зале
Ещё один вопрос — денежный. Страна разрушена войной, а в столице сразу два дорогущих монумента строят — ясное дело, не все рады. Условия состязания 1923 года указывали: общая сумма не может превышать 300 000 латов, что отнюдь не было дёшево. Спустя два года президент Густавс Земгалс бросил клич: денег в бюджете нет, собираем с миру по нитке!
В 1927 году собрался относительно внепартийный Комитет памятника Свободы под руководством всё того же президента. Два года спустя началось действительное жертвование. Параллельно проходили лотереи, танцы, концерты и прочие благотворительные мероприятия. Сельчане были готовы дарить отёсанные камни, по призыву художников отмеченные своими инициалами — но этим энтузиазмом пренебрегли. Строительные леса обрастали рекламой. За шесть лет накопились три миллиона латов. Непривычно звучит, но деньги остались: памятник обошёлся в 2 381 370 латов и 74 сантима — остальные пошли на благоустройство Братского кладбища.
1922 год. Макет обелиска работы Эйженса Лаубе
Третий вопрос, решаемый до начала строительства, — что строить? Сама идея возведения была одобрена премьером Мейеровицем ещё в 1921‑ом, пресса обещала простой гранитный обелиск к 18 ноября; одни только поиски формы затянулись на ближайшие девять лет. В следующем году состоялся конкурс, где Кабинет министров без ведома специалистов выбрал работу Эйженса Лаубе — классический двадцатисемиметровый обелиск. До банального классический. Пусть правительство уже вело с финнами переговоры о закупке тридцатиметрового куска гранита, 25 апреля 1923 года письмо 57 известных деятелей искусства внесло сомнения и в умах министров. 9 октября был объявлен свежий, неудачный, конкурс — и свежее название: «Памятник Свободы». Позднее было постановлено, что так может называться лишь один монумент в стране, остальным оставались имена наподобие «Памятник павшим в освободительных боях».
Следующее скульптурное соревнование, на этот раз закрытое, началось 18 марта 1925‑го. Кабинет министров склонялся в пользу проекта Карлиса Зале, но далеко процесс не пошёл. Более того, на пять лет наступило что‑то наподобие затишья. 15 октября 1929 года прошёл ещё один конкурс, на который злые языки агитировали не звать скульптора Братского кладбища Зале: с чего бы ему все сливки собирать? Назло завистникам, его сорокадвухметровый обелиск победил.
После разочарования в латвийских материалах у финнов заказали гранит, а у итальянца из Тиволи Луиджи Бантолини — травертин. Последний вроде бы годился для использования и в климате жёстче аппенинского, но при условии правильной просушки — а тот выгрузили в Таможенном саду неподалёку от Старого города и Даугавы, затем почти в прямом смысле ударил мороз, и травертин потрескался. Алфредс Андерсонс, председатель технической комиссии, шутил, что резать‑то его так или иначе следовало; у ответственных за доставку с чувством юмора стало довольно туго, когда три из двадцати одного блока не были приняты. Решили скульптуры выполнить в сером и красном граните, что исключило светлый-светлый образ памятника. Последствия проявились в будущем, и к стыку веков весь травертин пребывал в жутком состоянии.
Скульптор Рагнар Мирсмеден и созданная им для Памятника Свободы статуя «Мать Латвия»
В 1931 году, в День Независимости, прошла церемония закладки. Возле ещё целого постамента памятника Петру погребли медную капсулу с монетами, свежей прессой и Орденами Трёх звёзд — третьей и пятой степени. Играл оркестр, пели гимн, у Оперы палили пушки.
Для статуи требовалась бронза — впрочем, поразмыслив, решили использовать медь: дешевле и меньше материала требуется. В любом случае, латвийские мастера не годились, а шведские — вполне. Для начала гипсовую модель перевезли из Риги в Стокгольм, где в мастерской Рагнара Мирсмедена отлили медную копию, распилили и послали за море. Тут её по частям подняли на вершину обелиска и закрепили на каркасе. Остальные скульптуры Зале тоже делал в гипсе, в своей мастерской на современной Сатеклес 11, а потом уже на стройплощадке каменотёсы рубили гранит. Всё это время движение по Бривибас ни на день не закрывали.
Вопреки городскому фольклору, скульптура на вершине памятника никогда официально не звалась Милдой — в отношении монумента это имя тогда обычно звучало с иронией. Другая распространённая шутка, мол, памятники обычно ставят ушедшим, обыгрывалась и во времена строительства. Подобные комментарии вызывал вариант надписи «Tēvzemes Brīvībai»; что именно писать, министр обороны Янис Балодис решил лишь за день до открытия, и фразу «Tēvzemei un Brīvībai» рабочие тесали поздно вечером в огромной спешке.
Строительство
Наутро было готово. 5°C, солнечно, без ветра. В субботу, 18 ноября 1935 года, помимо привычных празднеств по случаю Дня независимости, случилось ещё одно — открытие Памятника. Выступил президент Албертс Квиесис, и можно было срывать полотнище. Маленький ветерок попытался прижать его к монументу, но несколько мужчин из толпы помогли рабочим справиться, и публика узрела итог пятнадцатилетнего ожидания. Встал почётный караул, простоявший пять лет и вернувшийся 11 ноября 1992‑го.
Оставалось создать площадь — впрочем, на это власть махнула рукой. Никакие пропилеи и гранитные стены не появились, максимум — цветники, и те убрали в 1987‑ом. В конце 1937 года Строительная управа МВД предложила провести новые улицы от памятника. Одна должна была переходить в Торня, вторая бы заканчивалась на углу Театра. Столь трудоёмкое решение было тем более неприемлемо.
Войну памятник пережил спокойно, не считая гранаты, чуть попортившей подножье, и семи пуль, попавших в статую. Ещё одна «пуля» нацелилась на памятник после боёв. 29 сентября 1945 года местная компартия спросила Москву, не будет ли лучше восстановить памятник Петру. Тот, распиленный на пятнадцать частей, неплохо сохранился, и всё восстановление обошлось бы в 300 000 рублей. Оказавшаяся в Риге знаменитая скульптор Вера Мухина намекнула: памятник имеет высокую художественную ценность, да и народ будет возмущён. В начале пятидесятых из Москвы поступило предложение соответствующим образом пополнить спиоск памятников искусства всесоюзного значения, но местные вновь продемонстрировали неприязнь к предыдущему режиму. Так или иначе, монумент выжил.
18.11.1935. Открытие
Более того, размножился. С 28 сентября по 18 ноября 1945 года бельгийском Зедельгеме латышские военнопленные на территории лагеря соорудили двухметровый макет памятника. Созидание началось в цементе, но тот не подошёл — стали использовать всё, что попадалось под руку. Вскоре он попал в столицу и затерялся; возможно — в Музее Брюсселя.
В Риге тем временем от грязи и транспортных вибраций памятник испытывал явный дискомфорт. В 1962 году случилась первая масштабная мойка памятника, в 1980—1981 годах неожиданно была проведена частичная реставрация. Одним из существенных условий было невосстановление позолоты звёзд, которое всё‑таки состоялось. ЦК Партии на следующее утро пыталось выяснить, кто именно ослушался, но так и не узнало. В 1990‑ом избавились и от транспорта — частично; полностью движение у подножья замерло год спустя.
13 июня 1998 года собрался Фонд восстановления Памятника Свободы. 10 ноября начался сбор пожертвований, в августе следующего года у подножья открылся киоск пожертвований. На зиму, после завершения первой фазы работ, киоск закрылся и вновь начал работу в апреле. 1 мая 2000‑го пошёл сбор денег и в Интернете. Призыв жертвовать звучал и со стен одного из рижских трамваев. Продавались сувениры, проходили благотворительные акции. 9 ноября 2001 года монумент был совершенно приведен в приличный вид, хотя торжества окончания реставрации прошли уже 24 июля.
А разговоры о необходимости завершения ансамбля по‑прежнему периодически попадают на страницы газет.
Не каждый заметит небольшой столбик на откосе холма примерно в километре от Бумбу калнса, чьё назначение далеко от привычных целей памятников различным подвигам и героям: он отмечает чисто географическое понятие пересечения 24-ого меридиана и 57-ой параллели. Открыли его к 800-летию Риги 12 ноября 2001 года Латвийская академия наук, Национальная академия обороны и компания «Aldaris», территория которого находится на упомянутой широте.
Великан Большой Кристап был вытесан в 1682 году скульптором Михаилом Бринкманом. Святой Христофор в католичестве считается одним из четырнадцати помщников при болезнях. Сначал он стоял у Карловских ворот, недалеко от перекрёстка улиц Кунгу и 13 января. В 1862 году ворота ликвидировали и великана поставили возле будущего Центрального рынка, где воды канала смешиваются с даугавскими. Там для него был выстроен специальный навес из дерева.
Однако скульптуру постоянно обижали хулиганы, например, как-то раз в 20‑ых годах ХХ века его увезли на извозчике в Пардаугаву и бросили возле публичного дома. Поэтому в 1923 году Большого Кристапа поставили в крестовой галерее Домского собора, позднее — в Музее истории Риги (тогда ещё не Мореходства). Увы, фигура ребёнка не сохранилась.
Люди верили, что великан спасает от невзгод, к нему клали цветы, монеты, пасхальные яйца и прочее. Считалось, что если что‑то болит, то нужно привязать к этому месту ленточку и потом привязать её к спкульптуре. Таким образом, святой «перенимал» болезнь. Он же считался покровителем многих профессий. Рядом со статуей стояла коробочка для пожертвований, которые получал госпиталь святого Георгия.
С этой скульптурой связана такая легенда. Как-то раз ненастной ночью великан-переносчик через Даугаву засыпал, но внезапно услышал громкий плач на другом берегу. Он нехотя пошёл. Плакал маленький ребёнок — он хотел, чтобы его перенесли на другой берег. Большой Кристап приютил его в своей пещере. Наутро дитя исчезло, оставив большую кучу денег. На них после смерти Кристапа и была выстроена Рига.
В юбилейном для Риги 2001 году копия статуи опять освоила новую местность: она стоит на набережной напротив Рижского замка.
В 1710 году графу Шереметьеву торжественно, хотя и разочарованно, поднесли золотые ключи от Риги, и с тех пор Рига находилась на территории России. Со временем понадобилось как-то отметить двухсотлетний юбилей этого события, и 30 апреля 1909 года Рижская дума согласилась с предложением главного садовника города Георга Куфальдта на бывшей эспланаде Коброншанца создать парк и выделила 400 000 рублей на это полезное дело. Тот собрался создать в низинах парк для народа, а высокие места продать для строительства дорогих особняков. Но и низкие места не оставил для потопов, а приказал начать земляные работы, которые велись два года до 1912-ого.
План Петровского парка. Георг Куфальдт, 1909 год.
Конечно, правда, что парк делали до 1915 года, но 200-летие присутствия в империи не могло быть отложено, поэтому царь Николай II посетил место в два часа дня 5 июля 1910 года и посадил 20-летний дуб, три великие княжны посадили по 15-летним дубкам возле дамбы Ранькя, у Агенскалнского залива. Все саженцы взяли из теплиц близ Царского сада, ныне сада Виестура, а серебряные лопата и тачка с землёй позаимствовали из музея — они уже служили генерал-губернатору Александру Суворову, когда тот строил Риго-Динабургскую желеную дорогу. Деревья не пощадили вандалы в 1919 году, когда Латвия была в руках большевиков.
Царь уехал, но работы продолжались. В 1911 году построили стадион, который и ныне сохранен и именуется «Аркадия», в 1913 году сделали дорожки и, наконец, в 1915 году устроили липовую аллею возле бульвара Узварас. На все работы истратили 200 149 рублей, но тщетно — во время Первой Мировой там устроили огороды.
1939 год. Один из проектов Площади Победы. Ф. Скуиньш, Г. Дауге
После войны начали восстанавливать, огороды из парка попросили, и начали думать, что же делать с пространством, гордо переименованное из Петровского парка в Парк Победы. Сначала силами безработных территорию подняли, но потом долго ничего не смогли сделать, затем в 1930‑ых устроили большую площадку для народных гуляний, но планы Карлиса Улманиса были огромными: создать праздничную площадь на 200 000 человек, стадион на 25 000, дворец съездов и спорта на 10 000, но главное: чтобы комплекс превзошёл по размерам Берлинский олимпийский комплекс. Помимо прочего, предусмотрен был и какой-либо мемориал. Конкурс объявили в 1938‑ом, закон о постройке этого монументализма приняли в 1936‑ом. Кстати, теперь территория называлась не парком, а площадью Узварас — Победы.
Война помешала планам, но никто не забывал о них: идея об эффектном завершении бульвара Узварас и застройке площадки всё время витала в умах архитекторов-монументалистов. Что поделаешь, не оставлять же огороды, которые опять стихийно возникли во время войны. Их убрали в 1950 году.
Война в парке отметилась не только огородами: в 1944 году там были повешены главари рижских нацистов. Ночью у них украли одежду.
Проект парка XXII конгресса Партии
1961 год ознаменован в истории СССР XXII конгрессом Партии. В связи с таким значительным событием парк переименовали вновь, и теперь он был уже не просто Парком Победы, а Парком имени XXII Конгресса КПСС. Но это ему пошло только на пользу, ведь место с таким ярким названием не могло быть запущенным, поэтому в 1963 году был готов проект реконструкции. Авторы (архитекторы В. Апситис, В. Дорофеев, Э. Фогелис, дендролог К. Баронс) предлагали объединить три части парка, разделённые улицами Слокас и Бариню, и движение обвести вокруг, по новой магистрали. Помимо этого, предусматривалось строительство опять-таки стадиона на 5 000 человек, басеинов, террасс, павильонов, детских площадок, и далее в том же духе. На самом же деле появился только сам парк с очередными памятными деревьями; был конкурс на строительство выставочного зала, в котором победил проект А. и В. Рейнфельдов, но деньги на строительство в бюджете так и не обнаружились.
Однако через пару десятилетий произошло четвёртое перенаименование: место опять стало Парком Победы. В частности, это название было оправдано тем, что на оси бульвара Узварас, долгое время незанятой, появился монумент, посвящённый победе над фашизмом.
Памятник войнам Советской Армии - освободителям Советской Латвии и Риги от немецко-фашистких захватчиков — так официально называется Памятник Победы — построили в 1985 году (скульпторы Л. Буковский и А. Гулбис, архитекторы Э. Балиньш, Э. Вецумниекс, инженеры Г. Бейтиньш, Х. Лацис). Так говорится в энциклопедии «Рига» (1989, Рига, Главная редакция энциклопедий) о его языке символов:
Основной идейный замысел памятника выражает 79-метровый обелиск, в разрезе представляющий пятиконечную звезду; пять её лучей символизируют пять лет героической борьбы. В завершающей части обелиска лучи образуют спираль, символизирующую неотвратимость победы. Облицованное серым и розовым гранитом подножие памятника образует правильный треугольник и состоит из трёх разновысоких платформ. На первой, более высокой платформе расположены трибуны, боковые платформы служат пьедесталами для скульптур «Родина-мать» и «Войны-освободители». За постаментом расположен декоративный бассейн с небольшим каскадом.
Таким образом, спустя около 70 лет, идея Куфальдта о небольшом павильоне, завершающем бульвар, превратилась в неоднозначно воспринимаемый многометровый обелиск. Парк Победы до сих пор не готов, то и дело его норовят застроить чем‑то «полезным». В начале 2000-ых были слышны речи о создании Норчепингского парка между улицей Слокас и Ранькя дамбис, да быстро поутихли.