Кажется странным такое обилие памятников в глухом болдерайском лесу, но отметили там и местного героя — лесника Петериса Купша, посвятившего любимому делу пятьдесят лет жизни с 1935 по 1985 год.
Кажется странным такое обилие памятников в глухом болдерайском лесу, но отметили там и местного героя — лесника Петериса Купша, посвятившего любимому делу пятьдесят лет жизни с 1935 по 1985 год.
В 1710 году графу Шереметьеву торжественно, хотя и разочарованно, поднесли золотые ключи от Риги, и с тех пор Рига находилась на территории России. Со временем понадобилось как-то отметить двухсотлетний юбилей этого события, и 30 апреля 1909 года Рижская дума согласилась с предложением главного садовника города Георга Куфальдта на бывшей эспланаде Коброншанца создать парк и выделила 400 000 рублей на это полезное дело. Тот собрался создать в низинах парк для народа, а высокие места продать для строительства дорогих особняков. Но и низкие места не оставил для потопов, а приказал начать земляные работы, которые велись два года до 1912-ого.
Конечно, правда, что парк делали до 1915 года, но 200-летие присутствия в империи не могло быть отложено, поэтому царь Николай II посетил место в два часа дня 5 июля 1910 года и посадил 20-летний дуб, три великие княжны посадили по 15-летним дубкам возле дамбы Ранькя, у Агенскалнского залива. Все саженцы взяли из теплиц близ Царского сада, ныне сада Виестура, а серебряные лопата и тачка с землёй позаимствовали из музея — они уже служили генерал-губернатору Александру Суворову, когда тот строил Риго-Динабургскую желеную дорогу. Деревья не пощадили вандалы в 1919 году, когда Латвия была в руках большевиков.
Царь уехал, но работы продолжались. В 1911 году построили стадион, который и ныне сохранен и именуется «Аркадия», в 1913 году сделали дорожки и, наконец, в 1915 году устроили липовую аллею возле бульвара Узварас. На все работы истратили 200 149 рублей, но тщетно — во время Первой Мировой там устроили огороды.
После войны начали восстанавливать, огороды из парка попросили, и начали думать, что же делать с пространством, гордо переименованное из Петровского парка в Парк Победы. Сначала силами безработных территорию подняли, но потом долго ничего не смогли сделать, затем в 1930‑ых устроили большую площадку для народных гуляний, но планы Карлиса Улманиса были огромными: создать праздничную площадь на 200 000 человек, стадион на 25 000, дворец съездов и спорта на 10 000, но главное: чтобы комплекс превзошёл по размерам Берлинский олимпийский комплекс. Помимо прочего, предусмотрен был и какой-либо мемориал. Конкурс объявили в 1938‑ом, закон о постройке этого монументализма приняли в 1936‑ом. Кстати, теперь территория называлась не парком, а площадью Узварас — Победы.
Война помешала планам, но никто не забывал о них: идея об эффектном завершении бульвара Узварас и застройке площадки всё время витала в умах архитекторов-монументалистов. Что поделаешь, не оставлять же огороды, которые опять стихийно возникли во время войны. Их убрали в 1950 году.
Война в парке отметилась не только огородами: в 1944 году там были повешены главари рижских нацистов. Ночью у них украли одежду.
1961 год ознаменован в истории СССР XXII конгрессом Партии. В связи с таким значительным событием парк переименовали вновь, и теперь он был уже не просто Парком Победы, а Парком имени XXII Конгресса КПСС. Но это ему пошло только на пользу, ведь место с таким ярким названием не могло быть запущенным, поэтому в 1963 году был готов проект реконструкции. Авторы (архитекторы В. Апситис, В. Дорофеев, Э. Фогелис, дендролог К. Баронс) предлагали объединить три части парка, разделённые улицами Слокас и Бариню, и движение обвести вокруг, по новой магистрали. Помимо этого, предусматривалось строительство опять-таки стадиона на 5 000 человек, басеинов, террасс, павильонов, детских площадок, и далее в том же духе. На самом же деле появился только сам парк с очередными памятными деревьями; был конкурс на строительство выставочного зала, в котором победил проект А. и В. Рейнфельдов, но деньги на строительство в бюджете так и не обнаружились.
Однако через пару десятилетий произошло четвёртое перенаименование: место опять стало Парком Победы. В частности, это название было оправдано тем, что на оси бульвара Узварас, долгое время незанятой, появился монумент, посвящённый победе над фашизмом.
Памятник войнам Советской Армии - освободителям Советской Латвии и Риги от немецко-фашистких захватчиков — так официально называется Памятник Победы — построили в 1985 году (скульпторы Л. Буковский и А. Гулбис, архитекторы Э. Балиньш, Э. Вецумниекс, инженеры Г. Бейтиньш, Х. Лацис). Так говорится в энциклопедии «Рига» (1989, Рига, Главная редакция энциклопедий) о его языке символов:
Основной идейный замысел памятника выражает 79-метровый обелиск, в разрезе представляющий пятиконечную звезду; пять её лучей символизируют пять лет героической борьбы. В завершающей части обелиска лучи образуют спираль, символизирующую неотвратимость победы. Облицованное серым и розовым гранитом подножие памятника образует правильный треугольник и состоит из трёх разновысоких платформ. На первой, более высокой платформе расположены трибуны, боковые платформы служат пьедесталами для скульптур «Родина-мать» и «Войны-освободители». За постаментом расположен декоративный бассейн с небольшим каскадом.
Таким образом, спустя около 70 лет, идея Куфальдта о небольшом павильоне, завершающем бульвар, превратилась в неоднозначно воспринимаемый многометровый обелиск. Парк Победы до сих пор не готов, то и дело его норовят застроить чем‑то «полезным». В начале 2000-ых были слышны речи о создании Норчепингского парка между улицей Слокас и Ранькя дамбис, да быстро поутихли.
Ещё лишь началась война, но уже первые её жертвы упокоились на месте будущего Братского кладбища в 1915 году. В августе 1916 года ум садовника Андрея Зейдакса создал проект кладбища, в марте следующего года поспел следующий, но оба застыли в чертежах: правители были заняты гораздо более существенными проблемами.
Лишь когда Освободительные бои более не созадвали тому помех, в первый день марта 1920 года, собрался комитет Братских кладбищ, чей устав предусматривал работу по всей стране, но на этот пункт скорее смотрели сквозь пальцы. И вот, с образованием комитета, началась истинная активность.
В 1921 и 1922 годах прошли первые конкурсы архитектурно-скульптурного убранства. В 1922 году Андрей Зейдакс наконец вынес окончательный вариант садового устройства строящегося мемориала. Спустя год объявили третий конкурс с премией в двести латов каждому, в котором преуспел Карлис Зале, будущий автор Памятника Свободы. Но тогда же архитектор Паулс Кундзиньш пожелал освободиться от должности, и на вакантное место пришёл Петерис Федерс. Кстати, другой зодчий Александр Бирзниекс тоже не дождался окончания работ и покинул Комитет позднее, 11 апреля 1931 года.
Наступил ноябрь 1924-го года, и работы празднично начались. Вскоре на улице Гауяс открылись мастерские по обработке известняка: сначала думали строить из гранита, но поняли, что денег на такое количество материала не собрать, и учёные нашли в Аллажи решение попроще. Для тех же мастерских за границей купили машину по распилке камней, а к стройплощадке подвели железную дорогу и поставили подъёмный кран. Для придания пригорку посередине правильной формы доставили 300 000 м³ песка. Архитектора Бирзниекса отправили в Париж изучать устройство вечного огня.
По ходу дела возникали разные предложения изменений в проекте. Например, Андрей Зейдакс вдруг возжелал видеть в центральном партере бассеин, но его удалось отговорить. Правда, к тому времени Карлис Зале вытесал уже две скульптурные группы, из которых одну позже поставили на Лесном кладбище, а другую увезли в Валмиеру. Они же предложили устроить могилу Неизвестного солдата, но таковых уже хватало.
В 1933 году дела уже шли к концу. Сначала проверили вечный огонь, но тот оставил отрицательное впечатление на комиссию, поскольку использованная в нём нефть нещадно коптила и портила как среду, так и известняк. Следующими посетителями стали посланники Бельгийского королевства, ушедшие растроганными. Но только в ноябре 1936 года национальная святыня открылась, будучи практически завершённой. Потратили к тому времени полтора миллиона латов.
В 1944 году три места выделили лазутчикам, освобождавшим Ригу; о дальнейшем путеводитель по Риге 1973 года издания пишет следующее:
Навстречу входящим на территорию Братского кладбища реет пламя Вечного огня. Он был зажжён 22 июля 1958 года, в день, когда на Братское кладбище из Подмосковья и Старой Руссы был перенесён прах войнов, погибших в Великую Отечественную войну. В этот день на алтаре Братского кладбища вспыхнул огонь, доставленный с Марсова поля в Ленинграде, чтобы пламя, возжённое в городе — колыбели революции, вечно пылало в святилище латышского народа.
В тот раз, помимо павших в Великой Отечественной, места на Братском кладбище удостоился и погибший ещё в 1920‑ом секретарю ЦК КПЛ Зуковский. Тогда же провели реставрацию, а вредную нефть вечного огня заменили более дружелюбным по отношению к природе пропан-бутаном. Столь же неудачно, как и в первый раз, прошла попытка создать в центре бассеин.
Неспроста в народной песенке «Rīga dimd» поётся «Visapkārt smilšu kalni, pati Rīga ūdenī»: в стародавние времена Ригу и вправду окружала гряда песчаных горок. Самая высокая звалась Куббе, она же Старая, она же Рижская, она же Яковлевская. 24 июля 1198 года у её подножья произошла битва, в которой немцы одержали своего рода пиррову победу над ливами: местный воин Имаут заколол епископа Бертольда. Его сменил тот самый Альберт, которого принято считать основателем города.
Город со временем оброс стенами, бастионами. И вновь горка подложила свинью: с неё супостату город был виден лучше, чем с любого спутника, да и пушки можно было запросто поставить на вершине. Соответственно, укрепления с этой стороны делали самыми надёжными. Уже в 1697 году генерал-губернатор, настороженный Великим посольством, приказал магистрату, гильдиям и бюргерам уничтожить опасную возвышенность, приказывал ещё два года подряд, а никто не слушался. Послушались только в 1783—1784 годах.
Всякий сброд, изгнанный из города, селился в песчаных пещерах горки; помимо этого, рядом образовалось обыкновенное предместье. Сначала это были просто незаконно пристроенные к стене домики, вскоре уничтоженные. В другой раз дома снесли в 1543 году: жильцы незаконно торговали с крестьянами, что считалось привилегией горожан. Окончательно предместье у горки за один день истребили в 1772‑ом, всего около сотни домов вокруг всей крепости: было необходимо создать свободную полосу для удобной защиты. В фортификации такая полоса называется эспланадой.
В 1812 году рижане, испугавшись Наполеона, зря сожгли часть своих предместий, и через три года был готов план их восстановления. На месте нынешнего парка значилось «Exercierplatz» — площадь для военных учений и парадов. По периметру вырос символический заборчик, и солдаты начали маршировать здесь вместо современной площади Екаба.
Другим мероприятием, регулярно проходившим там же, был Умуркумурс, воспоминание о жутких 1601—1603 годах. Тогда, после вторжения шведов в польскую Ливонию, поляки вернули свои земли, да так, что все крестьяне разбежались по лесам и забросили свои поля. Логично, потом наступил голод. Одним из уцелевших мест была Рига, куда сельчане и отправились за помощью. Рижане кое‑как спасли нуждавшихся, приютили их на горке Куббе, но на следующий год поля без присмотра стали ещё хуже, а в лагере начались жуткие беспорядки в борьбе за еду. Тогда город поделил беженцев на сотни и десятки для поддержания дисциплины. Старшие получали питание в близлежащем госпитале святого Георгия, когда там на столбе появлялся хвойный венок. Белый флажок на том же столбе означал новости, а красный — беду.
Весной 1603 года пошли слухи, что урожай обещает быть хорошим, но крестьяне боялись покидать Ригу, и магистрат сжалился. Наконец, в конце июля разослали гонцов, а на столб вывесили красный флажок — кто первый вернётся с хорошими вестями, тот пусть сорвёт, трижды помашет в сторону города и оставит на память. Первым 5 августа пришёл гонец из Нереты, в современном Екабпилском районе у литовской границы, трижды поклонился в сторону Риги вручил представителю магистрата батон хлеба и получил в награду венгерский дукат. Наутро на горке провели торжественное богослужение, и под конец священник объявил возвращение беженцев домой.
Около тридцати тысяч человек покинули лагерь, ещё несколько тысяч остались ремесленниками в Риге. Каждый год 6 августа они собирались на богослужение и гуляния, названные «Hungerkummer» — голодные беды. Соответственно, горка получила ещё одно название — «Hungerkummerberg». Гуляния проходили в три подхода, в первый понедельник после богослужения следовало забраться на столб и сорвать красный флажок, в третий — белый, а в пятый — хвойный венок. С красным отвешивали три поклона городу, белым только махали, а венок весь день носили на голове. В XIX веке об истоках уже забыли, и Умуркумурс остался только красивым праздником. На верхушку вешали ленты, гирлянды, готовые костюмы, двадцатипятирублёвые серебряные монеты, а сам столб натирали цветным мылом. До постройки Христорождественского собора в 1884 году торжества ежегодно проводились на горке Куббе, а с её срытием остались на эспланаде, затем перебрались на площадь Екаба; в 1905 году Умуркумурс попытались перенести на Красную горку в Московском форштадте, но там он быстро заглох.
Тем временем упомянутый «Exercierplatz» дважды поменял название: в 1843 году он стал Марсовым полем, а в 1858 — Парадной площадью. Вокруг появились капитальные дома, и жильцы начали жаловаться на шум и пыль, но спорить с военным ведомством было, как всегда, очень затруднительно. Трижды там устраивались Балтийские сельскохозяйственные выставки — в 1865, 1871 и 1899 годах. В целом, это был неприглядный пустырь в самом центре города.
26 декабря 1875‑го царь-батюшка позволил построить собор, но больше ничего и никогда. К концу века особенно остро встал вопрос о застройке Эспланады, ведь требовалось место для художественного музея и биржевой школы. Мелькали и проекты продления улицы Базницас — насквозь, с домами со стороны собора, а также с переулками по обе его стороны. Чиновники оглядывались на царский указ и разрешения не давали. В марте 1900 года собралась даже специальная комиссия для решения вопроса. Учитывая, что из восьми человек шестеро были генералами и полковниками, решение было ясно заранее. Они и вправду ратовали за сохранение парадной площади, ведь где ещё маршировать или, в случае войны, собирать реквизированных у населения лошадей? Предложенные городом земли в Задвинье и у Петербургского шоссе милитаристам не нравились.
На семисотлетии Риги, летом 1901 года, ещё пока пустынная Эспланада приютила большую ремесленно-промышленную экспозицию. Ещё до открытия выставку посетил военный министр Куропаткин, остался очень доволен, смягчился, и 10 января 1902 года было получено давно ожидаемое добро на озеленение краёв Эспланады и строительство зданий. Город обещал довести бывшее Марсово поле до уровня столичного аналога. Посередине осталось песчаное поле, остальное же место занял парк с фонтанами с двух сторон, работавшими два часа в день, а по праздникам и воскресеньям — три. Между Реймерса и Сколас устроили аллею верховой езды, по договорённости с 20‑ым армейским корпусом, что в случае необходимости деревья будут уничтожены. Во избежание несчастных случаев с обоих въездов поставили таблички «Reitweg», говорившие о назначении дорожки. В 1925 году, посчитав коней угрозой детям и другим прохожим, верховую езду запретили.
В 1912 году, к столетию Отечественной войны, открыли памятник полководцу Михаилу Барклаю-де-Толли. В 1915 году, при эвакуации, он пропал, и долгие годы оставался лишь гранитный постамент. В те годы была мысль поставить ещё один памятник, симметрично относительно собора, — военному инженеру Эдуарду Тотлебену. Проект так и остался проектом.
Вскоре стало смутно. Власти боролись и менялись. Так, 14 января 1919 года, при большевиках, из больницы Красного Креста в Гризинькалнсе на Эспланаду прошла демонстрация с гробами 27 борцов революции. Там они были погребены в братской могиле, а Петерис Стучка на митинге объявил новое название местности — площадь Коммунаров. Официально оно вступило в силу 2 февраля, но вскоре сменилась идеология, и 4 ноября 1920 года гробы уже тайно выкопали, под прикрытием ночи, полиции и армии, и отвезли куда‑то за Братское кладбище.
И при новой власти пустое пространство служило массовым мероприятиям. Тут неоднократно проходили праздники песни, — один, третий, состоялся на Эспланаде ещё в 1888 году; праздники молодёжи, скаутов и их коллег женского пола гайд. Продолжались и армейские парады. Зимой заливали каток, под Рождество работала и ярмарка. При Улманисе родилось новое имя — «Vienības laukums», площадь Единства.
Разумеется, вскоре вернулось название, данное Стучкой. При этом после благоустройства 1950—1952 годов это уже была вовсе никакая не площадь. Появились новые фонтаны, фонари, бордюры, и кульминацией должен был стать памятник Иосифу Виссарионовичу, но ветер сменился, и его место занял Райнис. Монумент представили публике 11 сентября 1965 года, ровно сто лет после рождения писателя, и тогда же у него прошли первые Дни поэзии. Вскоре на бывшей аллее верховой езды встали десять гранитных бюстов заслуженных коммунистов.
А потом старое название восстановили, коммунистов убрали, зато в 2002‑ом с боем вернули Барклая-де-Толли, а в 2006‑ом поставили и памятник полковнику Оскарсу Калпаксу.
Новорожденное латвийское государство желало отметить своё появление памятником. Один, — Братское кладбище, — уже создавался с 1915 года; второму полагалось находиться ближе к людским толпам. Где — неизвестно, об этом следовало подумать.
Эспланада, тогда ещё занятый рынком берег Даугавы, Кливерсала, Петровский парк, вскоре получивший имя Победы, Замковая площадь, даже Кипсала, где он мог бы в роли маяка встречать корабли — противники смеялись, не лучше ли тогда сразу в Колке? Звучала Бастионка: высокое место должно было придавать торжественности. Уже в 1922‑ом Эйженс Лаубе набросал обелиск на нынеешнем месте, эвакуацией лишённом монумента Петру Великому, да многие архитекторы не поддержали выбор. При этом оппоненты, выдвигавшие аргументом будущую оживлённость улицы, на том же месте желали видеть военно-исторический музей. Вопреки критике, уже на следующий год был объявлен конкурс для именно этого расположения.
В то время там оставался постамент памятника Петру, за ним зеленела липовая аллея и продолжалась за бульваром, узкий мост через канал смещал ось бульвара — пришлось расширять, сносить, рубить. Поначалу мелькали предложения из соображений экономии использовать остатки старого монумента, но всерьёз их не воспринимали. Разумеется, до основания его не разобрали, но сохранилась лишь глубоко подземная часть.
Ещё один вопрос — денежный. Страна разрушена войной, а в столице сразу два дорогущих монумента строят — ясное дело, не все рады. Условия состязания 1923 года указывали: общая сумма не может превышать 300 000 латов, что отнюдь не было дёшево. Спустя два года президент Густавс Земгалс бросил клич: денег в бюджете нет, собираем с миру по нитке!
В 1927 году собрался относительно внепартийный Комитет памятника Свободы под руководством всё того же президента. Два года спустя началось действительное жертвование. Параллельно проходили лотереи, танцы, концерты и прочие благотворительные мероприятия. Сельчане были готовы дарить отёсанные камни, по призыву художников отмеченные своими инициалами — но этим энтузиазмом пренебрегли. Строительные леса обрастали рекламой. За шесть лет накопились три миллиона латов. Непривычно звучит, но деньги остались: памятник обошёлся в 2 381 370 латов и 74 сантима — остальные пошли на благоустройство Братского кладбища.
Третий вопрос, решаемый до начала строительства, — что строить? Сама идея возведения была одобрена премьером Мейеровицем ещё в 1921‑ом, пресса обещала простой гранитный обелиск к 18 ноября; одни только поиски формы затянулись на ближайшие девять лет. В следующем году состоялся конкурс, где Кабинет министров без ведома специалистов выбрал работу Эйженса Лаубе — классический двадцатисемиметровый обелиск. До банального классический. Пусть правительство уже вело с финнами переговоры о закупке тридцатиметрового куска гранита, 25 апреля 1923 года письмо 57 известных деятелей искусства внесло сомнения и в умах министров. 9 октября был объявлен свежий, неудачный, конкурс — и свежее название: «Памятник Свободы». Позднее было постановлено, что так может называться лишь один монумент в стране, остальным оставались имена наподобие «Памятник павшим в освободительных боях».
Следующее скульптурное соревнование, на этот раз закрытое, началось 18 марта 1925‑го. Кабинет министров склонялся в пользу проекта Карлиса Зале, но далеко процесс не пошёл. Более того, на пять лет наступило что‑то наподобие затишья. 15 октября 1929 года прошёл ещё один конкурс, на который злые языки агитировали не звать скульптора Братского кладбища Зале: с чего бы ему все сливки собирать? Назло завистникам, его сорокадвухметровый обелиск победил.
После разочарования в латвийских материалах у финнов заказали гранит, а у итальянца из Тиволи Луиджи Бантолини — травертин. Последний вроде бы годился для использования и в климате жёстче аппенинского, но при условии правильной просушки — а тот выгрузили в Таможенном саду неподалёку от Старого города и Даугавы, затем почти в прямом смысле ударил мороз, и травертин потрескался. Алфредс Андерсонс, председатель технической комиссии, шутил, что резать‑то его так или иначе следовало; у ответственных за доставку с чувством юмора стало довольно туго, когда три из двадцати одного блока не были приняты. Решили скульптуры выполнить в сером и красном граните, что исключило светлый-светлый образ памятника. Последствия проявились в будущем, и к стыку веков весь травертин пребывал в жутком состоянии.
В 1931 году, в День Независимости, прошла церемония закладки. Возле ещё целого постамента памятника Петру погребли медную капсулу с монетами, свежей прессой и Орденами Трёх звёзд — третьей и пятой степени. Играл оркестр, пели гимн, у Оперы палили пушки.
Для статуи требовалась бронза — впрочем, поразмыслив, решили использовать медь: дешевле и меньше материала требуется. В любом случае, латвийские мастера не годились, а шведские — вполне. Для начала гипсовую модель перевезли из Риги в Стокгольм, где в мастерской Рагнара Мирсмедена отлили медную копию, распилили и послали за море. Тут её по частям подняли на вершину обелиска и закрепили на каркасе. Остальные скульптуры Зале тоже делал в гипсе, в своей мастерской на современной Сатеклес 11, а потом уже на стройплощадке каменотёсы рубили гранит. Всё это время движение по Бривибас ни на день не закрывали.
Вопреки городскому фольклору, скульптура на вершине памятника никогда официально не звалась Милдой — в отношении монумента это имя тогда обычно звучало с иронией. Другая распространённая шутка, мол, памятники обычно ставят ушедшим, обыгрывалась и во времена строительства. Подобные комментарии вызывал вариант надписи «Tēvzemes Brīvībai»; что именно писать, министр обороны Янис Балодис решил лишь за день до открытия, и фразу «Tēvzemei un Brīvībai» рабочие тесали поздно вечером в огромной спешке.
Наутро было готово. 5°C, солнечно, без ветра. В субботу, 18 ноября 1935 года, помимо привычных празднеств по случаю Дня независимости, случилось ещё одно — открытие Памятника. Выступил президент Албертс Квиесис, и можно было срывать полотнище. Маленький ветерок попытался прижать его к монументу, но несколько мужчин из толпы помогли рабочим справиться, и публика узрела итог пятнадцатилетнего ожидания. Встал почётный караул, простоявший пять лет и вернувшийся 11 ноября 1992‑го.
Оставалось создать площадь — впрочем, на это власть махнула рукой. Никакие пропилеи и гранитные стены не появились, максимум — цветники, и те убрали в 1987‑ом. В конце 1937 года Строительная управа МВД предложила провести новые улицы от памятника. Одна должна была переходить в Торня, вторая бы заканчивалась на углу Театра. Столь трудоёмкое решение было тем более неприемлемо.
Войну памятник пережил спокойно, не считая гранаты, чуть попортившей подножье, и семи пуль, попавших в статую. Ещё одна «пуля» нацелилась на памятник после боёв. 29 сентября 1945 года местная компартия спросила Москву, не будет ли лучше восстановить памятник Петру. Тот, распиленный на пятнадцать частей, неплохо сохранился, и всё восстановление обошлось бы в 300 000 рублей. Оказавшаяся в Риге знаменитая скульптор Вера Мухина намекнула: памятник имеет высокую художественную ценность, да и народ будет возмущён. В начале пятидесятых из Москвы поступило предложение соответствующим образом пополнить спиоск памятников искусства всесоюзного значения, но местные вновь продемонстрировали неприязнь к предыдущему режиму. Так или иначе, монумент выжил.
Более того, размножился. С 28 сентября по 18 ноября 1945 года бельгийском Зедельгеме латышские военнопленные на территории лагеря соорудили двухметровый макет памятника. Созидание началось в цементе, но тот не подошёл — стали использовать всё, что попадалось под руку. Вскоре он попал в столицу и затерялся; возможно — в Музее Брюсселя.
В Риге тем временем от грязи и транспортных вибраций памятник испытывал явный дискомфорт. В 1962 году случилась первая масштабная мойка памятника, в 1980—1981 годах неожиданно была проведена частичная реставрация. Одним из существенных условий было невосстановление позолоты звёзд, которое всё‑таки состоялось. ЦК Партии на следующее утро пыталось выяснить, кто именно ослушался, но так и не узнало. В 1990‑ом избавились и от транспорта — частично; полностью движение у подножья замерло год спустя.
13 июня 1998 года собрался Фонд восстановления Памятника Свободы. 10 ноября начался сбор пожертвований, в августе следующего года у подножья открылся киоск пожертвований. На зиму, после завершения первой фазы работ, киоск закрылся и вновь начал работу в апреле. 1 мая 2000‑го пошёл сбор денег и в Интернете. Призыв жертвовать звучал и со стен одного из рижских трамваев. Продавались сувениры, проходили благотворительные акции. 9 ноября 2001 года монумент был совершенно приведен в приличный вид, хотя торжества окончания реставрации прошли уже 24 июля.
А разговоры о необходимости завершения ансамбля по‑прежнему периодически попадают на страницы газет.
Шли Освободительные бои. 1 ноября 1919 года бойцы Латгальской дивизии покинули Бумбу калнс и отправились в путь, через два дня начали яростно отбивать ещё одну важную позицию — Судрабкалниньш в нынешней Иманте — и за одну декаду до 11-го числа одолели противника, тем самым заняв город.
В 1920 году 6-ой рижский пехотный полк почтил память павших товарищей и поставил на горке деревянный обелиск чёрного цвета с обычным текстом (на латышском, естественно): «В боях с 3 по 11 ноября 1919 года Рижский полк потерял 3 офицеров и 38 солдат убитыми, 11 офицеров и 284 солдат ранеными».
Но на фоне тернистой дороги к независимости столь скромная благодарность смотрелась нелепо, и решено было на месте решающей схватки поставить монументальное творение Карлиса Зале, уже к тому времени создавшего Памятник Свободы и Братское кладбище; зодчим назначили Эрнестса Шталбергса. Монумент, стоивший 34 800 латов, открыл глава государства Карлис Улманис 31 октября 1937 года.
На 16 метров относительно уровня моря возвышается в сосновых лесах Болдераи дюна, которая и до сих пор обходилась бы без названия, не будь истории изгнания Бермонта из Риги. Бойцы Латгальской дивизии в те дни расположили на холме командный пункт и 1 ноября 1919 года отправились в путь, через два дня начали яростно отбивать ещё одну важную позицию — Судрабкалниньш в нынешней Иманте — и за одну декаду до 11-го числа одолели противника, тем самым заняв город.
Прошли два года, и к двадцатилетию выхода войск памятником украсили и Бумбу калнс. Понимая, что место не располагает к популрности творения, автор Артурс Галиндомс поставил лишь непритязательный гранитный куб и бронзовую табличку с не менее традиционным текстом, гласившим, что: «С этого места командир Латгальской дивизии генерал Беркис вёл атаку дивизии 1 ноября 1919 года ради освобождения столицы Риги от врагов».
По другой традиции, советский строй вскоре после своего полного установления на территории Латвии убрал памятник: блоки раскидали по сторонам света, и табличку выбросили куда-то в сторону. И столь же логично, что с Атмодой память о бойцах восстановили — благо, что вскоре после разрушения три камня из четырёх, а также табличку подобрал хозяин близлежащего хутора «Šmiti». 11 ноября 1989 года тукумский священник Алерс освятил староновый монумент. Но неведомые силы вновь потянулись лишить памятник таблички.
Не каждый заметит небольшой столбик на откосе холма примерно в километре от Бумбу калнса, чьё назначение далеко от привычных целей памятников различным подвигам и героям: он отмечает чисто географическое понятие пересечения 24-ого меридиана и 57-ой параллели. Открыли его к 800-летию Риги 12 ноября 2001 года Латвийская академия наук, Национальная академия обороны и компания «Aldaris», территория которого находится на упомянутой широте.
Великан Большой Кристап был вытесан в 1682 году скульптором Михаилом Бринкманом. Святой Христофор в католичестве считается одним из четырнадцати помщников при болезнях. Сначал он стоял у Карловских ворот, недалеко от перекрёстка улиц Кунгу и 13 января. В 1862 году ворота ликвидировали и великана поставили возле будущего Центрального рынка, где воды канала смешиваются с даугавскими. Там для него был выстроен специальный навес из дерева.
Однако скульптуру постоянно обижали хулиганы, например, как-то раз в 20‑ых годах ХХ века его увезли на извозчике в Пардаугаву и бросили возле публичного дома. Поэтому в 1923 году Большого Кристапа поставили в крестовой галерее Домского собора, позднее — в Музее истории Риги (тогда ещё не Мореходства). Увы, фигура ребёнка не сохранилась.
Люди верили, что великан спасает от невзгод, к нему клали цветы, монеты, пасхальные яйца и прочее. Считалось, что если что‑то болит, то нужно привязать к этому месту ленточку и потом привязать её к спкульптуре. Таким образом, святой «перенимал» болезнь. Он же считался покровителем многих профессий. Рядом со статуей стояла коробочка для пожертвований, которые получал госпиталь святого Георгия.
С этой скульптурой связана такая легенда. Как-то раз ненастной ночью великан-переносчик через Даугаву засыпал, но внезапно услышал громкий плач на другом берегу. Он нехотя пошёл. Плакал маленький ребёнок — он хотел, чтобы его перенесли на другой берег. Большой Кристап приютил его в своей пещере. Наутро дитя исчезло, оставив большую кучу денег. На них после смерти Кристапа и была выстроена Рига.
В юбилейном для Риги 2001 году копия статуи опять освоила новую местность: она стоит на набережной напротив Рижского замка.
Луцавсала, невысокий островок в два километра длиной и в два раза более узкий в самом широком месте, окончательно образовался к XIX веку, когда — обычная история — полдесятка частей слились в одну.
На одном из крупнейших островов издавна существовало поместье. Сначала оно принадлежало магистру Ливонского ордена, но с 1559 года им правили частные лица. Рижанам наиболее из всех известен человек, завладевший им в XVII веке и подаривший местности современное название по своей фамилии Луцов. Бюргеры тех времён, — подобно своим потомкам из двадцатого столетия! — присмотрели Луцаусгольм для своих огородов, но основной доход поместье получало от складов древесины и пристаней плотов, причаливавших к набережной. Промышленность на острове отстуствовала, двенадцать крестьянских дворов со своим скотом занимали более высокую часть, остальное пространство занимали поля, где речные разливы позволяли собирать два урожая сена за лето. Некоторые здания усадьбы до сих пор стоят, пережив множество владельцев разных фамилий.
Рядом находились земли цистерианского женского монастыря, от которых пошло название соседнего Юнгфернгольма — Девичьего острова. В наши дни его и не выделить из целостности Луцавсалы.
У Луцаусгофа был статус рыцарского поместья, что долгое время заставляло городские границы боязливо окружать остров практически кольцом. На пределы этого кольца, а также нескольких других мест в городе, распространялись приятные привилегии, такие как право производить и продавать водку и пиво, открывать кабаки, созывать ярмарки и строить сёла. 23 июля 1904 года из столицы наконец пришло разрешение подчинить Луцавсалу городу, но осуществить позволенное удалось только при республике.
Самое известное и трагичное событие в местной истории произошло в начале Северной войны, когда шведы, победившие саксонцев, решили заодно избавиться от русских, которые оказались на острове без подмоги и всяческих указаний. Шведское войско, в полтора раза большее по численности, надеялось без труда победить, но это был не тот случай. Суматоха была такая, что поспешил сам Карл XII и по прибытии увидел множество своих солдат убитыми и ранеными, да двадцать отстреливавшихся русских воинов в редуте. Король восхитился их храбростью и велел не убивать, а взять в плен. Остальные, увы, составили первое братское захоронение Риги…
Долгое время на его месте стояли руины ветряной мельницы с табличкой, гласившей по‑немецки, что поблизости сокрыта братская могила русских солдат. Ныне стоящий памятник построили по инициативе генерал-губернатора Лифляндии Зиновьева на общественные пожертвования. Шестиметровый монумент, напоминающий православную часовню, был вытесан по проекту Бориса Эпингера из финского гранита.
С одной стороны разместилась монограмма Петра Великого с датой «1701», аналогично поступили с Александром III и числом «1891». Главное пространство отвели тексту:
10 июля 1891 г. памятникъ сей воздвигнутъ на добровольные пожертвования Лифляндского губернатора генералъ-лейтенанта М. А. Зиновьева. Памяти 400 русскихъ войновъ, павшихъ при защите острова 10 июля 1701 года.
Возникла традиция: каждый год в первое воскресенье после 10 июля общество ветеранов «Знамя» проводило на Луцавсале молебен за павших солдат и устраивало народные гуляния. Как обычно, в 1908 году члены общества пришли в назначенное место и вдруг узнали, что арендатор земли у памятника, некто Тобиасс, решил за право проведения мероприятия получить сорок рублей. К тому же за неделю до этого на том же месте гуляло Агенскалнское добровольное пожарное общество, хотя ранее ничего подобное не происходило. «Знамя» направило свою жалобу в городскую управу, и та повелела землевладельцу дать ветеранам кусок земли, а празднества незадолго до середины июля впредь не допускать.
Луцавсале ещё предстояло пережить несколько войн. В 1919 году армия Бермонта разглядывала Ригу с высоких деревьев Луцавсалы, в октябре 1944-го фашисты отсюда обстреливали Ригу, а зимой того же года советская армия устроила там аэродром.
Но гораздо хуже острову пришлось при строительстве Островного моста с 1967 года, когда была нарушена привычная жизнь Луцавсалы. Например, до этого остров казался типичной деревней: там было 130 коров, жило много рыбаков. Свою продукцию они продавали на рижских рынках, в основном, в Торнякалнсе и на Центральном, остальные рижане здесь с удовольствием отдыхали. Кстати, от пристани около памятника пароходики ходили из Катлакалнса через Закюсалу в центр. Теперь всего этого нет: урбанизация.
Урбанизация принесла идею о большом спортивном комплексе со стадионом, спортзалами, открытыми площадками и гостиницей. Так было в 1967 году, здесь же был и запасной вариант места для строительства арены чемпионата мира по хоккею 2006 года. Маза Даугава, проток между Закюсалой и Луцавсалой, давно не оставляет умы желающих видеть в Риге канал для гребли на каноэ.
Теперь есть ещё одно светлое будущее: жилые дома, офисы, общественные здания, парки. Его описывают в статьях о деловом мире, а не об истории пока довольно заброшенного острова.
http://klio.ilad.lv/1_3_.php — статья о защитниках Луцавсалы летом 1701 года